Черный Дракон

Придерживающая лезвие рука дергается от неожиданности, и на ладони расцветает алая полоса не толще волоса.

— Ой, — четко и с равнодушием выговаривает Блез, опускаясь во второе кресло у тлеющего камина.

Отчего-то Ричарду кажется, что он устало прикрывает глаза, но ему не хочется выдавать свой интерес и оборачиваться, чтобы проверить. Осознание, что не он один еще не уснул под этой крышей, нарушает ощущение безопасного одиночества, где можно было спрятаться от любых мыслей, полностью сосредоточившись на блестящем в свете огня металле. Царапина на ладони оказывается слишком тонкой, чтобы кровить, и упрямо он продолжает водить тряпкой по клинку. Лишь бы снова занять руки и придать осмысленности своему нахождению здесь в столь поздний час.

— Надеюсь, я тебя не сильно напрягаю. Потому что я никуда не уйду.

— Тебе целую комнату отвели, — он отвечает так тихо, будто боится звука собственного голоса. — Это лучшее, что было с самой Гренны.

— Против комнаты я ничего не имею. Но только не в этом доме.

Ричард трет слипающиеся глаза и, наконец, украдкой смотрит на него: наемник совершенно спокоен, пожалуй, даже кажется скучающим. Вряд ли нарочно, но к рыцарю оказывается обращена именно левая половина его лица, по-прежнему хранящая следы драки.

— Я не ожидал, что ты вернешься... — только и удается выдавить ему.

— Я не к тебе вернулся, — перебивает Блез резко. — Рыжий от меня такого не заслужил. Был бы ты на его месте, я был бы уже далеко от Эрда и даже не оглянулся бы. Ну а так, как рассветет и ворота снова откроют, я сразу уберусь отсюда как можно дальше. Больше тебе со мной мириться не придется.

— Могу я… — он запинается, а лицу становится ужасно жарко от прилившей крови, но под обратившимся в его сторону взглядом наемника Ричард прочищает горло и сквозь пылающий стыд продолжает: — Могу я сделать что-то, чтобы ты остался?

— Ты? — переспрашивает Блез со смесью веселья и растерянности. — Чтобы я остался?!

— Я не шучу.

— Конечно не шутишь, ты это вряд ли умеешь. Но сложно поверить, что ты это всерьез, — тот подтягивает обе ноги на кресло и откидывается на спинку. — Что с тобой приключилось, сир? В храме сам Тар ниспослал тебе свое откровение? Ты только этим утром жалел, что мы вообще встретились, а еще раньше…

— И я был не прав, — он пытается звучать уверенно, несмотря с трудом ворочающийся язык, но не выдерживает взгляда наемника и отводит глаза в сторону. — Мне жаль, что я сказал тебе все это. И сегодня, и тогда, в Траносе. И я не должен был бить тебя, будто я дикарь, а не рыцарь Делориана. Ты не заслужил этого. Раньше я еще сомневался, но когда ты появился там на площади… Ты… лучше, чем я думал о тебе.

Он поднимает глаза и с удивлением отмечает, что в этот раз лицо отворачивает сам Блез. Ричард ничего не может понять из его сгорбившейся и словно бы окаменевшей фигуры. Они сидят долго. Слишком долго, если бы все это было обычным привалом, но сейчас впереди у них были несколько темных часов до открытия ворот, в которые никто из них двоих не рассчитывал на сон.

— Спасибо за стрелу, — Ричард вновь набирается смелости чтобы заговорить, — и от меня тоже.

Чем дольше и больше он говорит, тем проще даются слова, прежде казавшиеся совершенно невозможными, и легче становится на душе. Прежде ему не доводилось встречать подобных людей, а уж тем более самому общаться с ними. Все было так просто, когда с чистой совестью он мог полностью полагаться на слова отца и больше не думать обо всем этом. И все оказалось так сложно, когда на его глазах подлый теллонский наемник вернулся к ним без всякой выгоды для себя и ради спасения Коннора пожертвовал тем, что еще могло принести ему прибыль. То, что он спас собственных учеников еще ничего не меняло, но его вмешательство в казнь того, с кем он был знаком меньше месяца, уже не было просто совпадением.

Выжидающе он смотрит на Блеза, пока тот жует губу, глядя на крохотный язычок пламени среди угля, и, наконец, отвечает. В глубине души Ричард готовится услышать новую издевку в свою сторону и даже молча стерпеть ее, подтверждая серьезность своих слов, но голос у наемника и удивительно и совсем не привычно серьезный и задумчивый.

— Я вел себя с тобой не так, как положено теллонцу, сир. Знаешь ты или нет, мы не признаем детвору причастной к достижениям и преступлениям родителей. Но я ничего не мог с собой поделать, как понял, что ты пацан Вигланда Монда. Возвышенный, чтоб тебя, гордый за папашку и его сраные подвиги. “Серебряный жнец”, мать его, — Блез невесело хмыкает, явно вспоминая рассказы гномьего кузнеца, — считать это за вражеское уважение все равно что думать, будто “Кровавый король” это почетный титул, — он запрокидывает голову и его волосы полностью открывают совершенно спокойное лицо. — А знаешь, почему его зовут именно так?

— Из-за луны на гербе, — отвечает Ричард почему-то неуверенно, хоть и знает это едва ли не с младенчества. — И потому, что на его счету было больше всего убитых в тот день.

— Вот как, — Блез хмыкает. Не так, как делал это прежде. — В тот день, значит?

— Да.