Черный грифон

С минуту бородачи переваривали услышанное. Потом Ивар поднялся, повёл плечами, будто провёл несколько часов перед компьютером, тяжёлой походкой подошёл к Платону и положил руку ему на плечо.

– Ты сейчас правду сказал?

– Конечно!

– Ну-ка посмотри мне в глаза и поклянись кровью.

– Это как?

– Что, ежели врал, кровь твоя почернеет и высохнет.

– Ох… – Платон вдруг понял, что эта клятва не пустой звук, и, если бы он действительно соврал, умер тут же.

– Клянусь кровью, что всё, что я сказал, правда от первого до последнего слова.

И снова за столом повисла пауза. С минуту бородачи внимательно смотрели на молодого человека, потом Ивар для проверки ткнул его в плечо.

– Больно!

– Ты глянь, не врёт.

– А ежели не врёт, – резюмировал Фрол, – значит, в его мире Русь колдуны уже захватили.

– Верно, – подтвердил бородач, имени которого Платон не запомнил. – Франки так про своего бога и рассказывают. Что должен человек быть ему рабом. А ежели чего этому рабу надо, то просить о том смиренно.

– Рассказывай, – приказал Фрол и ткнул рукой в лавку.

Платон не меньше часа объяснял про жизнь в своём мире, про попадание сюда. Бородачи постоянно переспрашивали, не понимая привычных для Смирнова вещей. Интересовались постулатами веры и Платону приходилось напрягать память, чтобы хоть что-нибудь вспомнить.

Уже давно рядом со столом стояла Подана. Она принесла деревянный поднос с жареной на сковороде, шкворчащей картошкой, холодным мясом, и пивом в очередном кувшине.

Наконец, Платон закончил тем, как попал в эту комнату, после чего схватил кувшин и сделал несколько жадных глотков. В горле пересохло.

Пока он пил, никто, кажется, даже не пошевелился. Лишь только когда кувшин стукнул об стол, все, как по сигналу, задвигались. Некоторое время слышно было лишь сопение, затем бородачи начали тихонько переговариваться.  Платон использовал доставшееся время с умом – съел пару кусков мяса и немного картошки.

– У вас, значит, не сдюжили, – подвёл итог Фрол.

Бородачи дружно закивали. И тут раздался неуверенный голос:

– А он, часом, не подсыл?

Платон даже не сразу понял, что имеется в виду. А мужчина продолжал.

– Что-то речи ведёт чудные. А ну, как возьмёт и продаст нас колдуну?

Фрол строго глянул на Платона.

– Ну?

– Я вам всё рассказал. Если кто хочет меня обвинить, пусть докажет.

Ему вдруг стало понятно, что бояться глупо. Кажется, он приходил к этому выводу уже не первый раз в этом мире. И правда, теперь-то чего бояться?

– Вон, даже не возражает, – продолжал между тем обвинитель.

– Родим, парень прав, ты пошто огульно обвиняешь? Доказать могёшь?

– Да чего доказывать-то? Был бы не подсыл, давно уже так бы и сказал. А он юлит. Ой, лжа всё это, лжа!

Платон обвёл глазами стоящих напротив него. В основном смотрели выжидающе, ни зла, ни обвинения во взглядах не было. Тот самый Родим, что вдруг взъелся, тот выглядел как кобель на цепи – истекающий слюной, того и гляди, пополам перекусит. Но так ли будет, если убрать цепь?

– Да ты, небось, сам подсыл, – неожиданно для всех громко сказал Платон. – Потому и пытаешься чужака на это место установить.

– Кто!? – вскинулся от неожиданности тот. – Я!? Ты… Да ты…

– Ты чего же не возражаешь?

В толпе раздались первые неуверенные смешки. Через минуту вся пятёрка в голос хохотала над красным как варёная свёкла Родимом, а тот, думая, что остальные согласны с обвинением, всё больше злился. Наконец, хлопая по плечам, его оттеснили к столу.

– Я даже не знаю, что вы тут готовите и чего от меня хотите, – вполголоса сказал Фролу Платон.

– Дык… Мы, вроде и не хотим ничего. Мы ж думали, ты коназа нашего сын. Того двадцать лет назад из люльки украли. Отец поперву искал, да не сыскал. Волхв тогда ему сказал, мол, когда ждать устанешь, тогда и свидитесь. А тут ты. И на лицо похож, и из плена сбёг. Вот и решили…

– Ясно. Но это не я.

– Да уж уразумели. Но прости, отпустить мы тебя теперь никак не можем.

– Это почему?

– А потому, что сил наших больше нет видеть, как забирают у матерей детей, как насилуют жён в их домах, на глазах семьи, как людей самого святого лишают – души их светлой. И потому пойдём мы завтрева хором обратно отбивать.

Платон помолчал, а затем, пристально глядя на Фрола, спросил:

– Кто у тебя там?

Тот не стал отнекиваться.

– Жена и сын. Селинку свою я уж и не чаю живой сыскать, а вот Всесвета хотелось бы.

– Понятно…

– Так ты пойдёшь?

Первым порывом было отказаться. Понятное дело, зачем ему чужая война? Надо вон, искать тех, кто может вернуть Платона домой. Но потом в крови заиграл незнакомый прежде азарт. Молодой человек оглянулся. На него с нетерпением смотрели семь пар глаз. Но не нырять же в омут головой, надо сперва хоть разобраться.

– Сколько противников?

– Ну, значит, сам колдун, он велит называть себя сир Симон Кольберон. Понятно, с ассистентом, помощником, значит. Потом, гарнизон у них пятьдесят воев. Все, значит, оружные. Ну и зачарованных двести. Это если не считать жандармов.

– Кого?

– Ну это те, которые за крестьянским людом надзирают. Но они в драку полезут, только если припрёт. Уж больно трусливы.