Черный грифон

– Беляна! – строго сказал коназ Владигор, но тут же сорвался на ласковый и просящий взгляд.

Не мог он строжиться с единственной дочерью, более того, единственным после смерти жены родным человеком.

– Беляночка, – уже ласково повторил он. – А ежели случится что с тобой?

– Да что там может случиться, папа? Это же не приграничье. Калач – город. И лес вокруг него хоженый-исхоженный.

– Ой, боюсь я, дочь. Карагоз-то пропал. Так ведь и не сыскали. А что, ежели он здесь объявится?

– Да ну! – отмахнулась Мирослава. – Здесь, папа, город. Сам же дозоры каждое утро рассылаешь. Нешто они кого татного пропустят? Да и не далеко я.

– Беляна. Я не хочу. Чтобы ты ходила одна, – голос коназа приобрёл строгость.

– Папа, – дочь не отставала от отца в твёрдости тона. – Я пойду. Когда мы с Ваном в лесу занимались, я снова жить начала. А ты сейчас хочешь меня в четырёх стенах закрыть. Чтобы я тут от тоски умерла?

– Не говори так, доченька!

– А ты не запрещай.

Девушка твёрдым шагом пошла к воротам, приоткрыла калитку и шмыгнула на улицу. Владигор обернулся и махнул рукой. Через минуту к нему подошёл старый боевой друг.

– Пару я за ней присматривать отрядил, не беспокойся, – доверительно сказал Бравлин.

Коназ кивнул и ласково посмотрел на товарища.

– Ну что ты меня как девицу красную разглядываешь? Дел других нет?

Коназ поморщился. Дел за время отсутствия накопилось порядочно.

Беляна слышала этот разговор, стоя за забором, благо, отцы-командиры не стесняли себя тихой речью. Она так же удовлетворённо кивнула и двинулась в сторону соснового бора.

Лес этот, светлый и весёлый, был известен всем калачанам с детства. С младых ногтей в нём искали грибы и ягоды, собирали дрова. Когда девушки подрастали, то ходили в бор просто побродить, поразмышлять, придумать, «как бы сделать так, чтобы он сделал так…»

Мальчишки излазали весь сосняк на животах, играя в пластунов и лазутчиков, расстреляли каждое дерево из самодельных луков. Серьёзная живность давно сбежала от вечного детского шума и гама за неширокую реку с ничего не говорящим названием «Донец». Туда, в заречье, ходили уже взрослые мужи. На охоту, или как выражались калачане, «на промысел». По грибы. Здесь, у города, им не удавалось вырасти до сколь-нибудь заметного размера – всё обрывала вездесущая детвора. А за Донцом и малины по лету всегда было украсно, и боровиков белым-бело.

Конежна лёгкой походкой вошла в лес по натоптанной тропе, радостно глядя по сторонам и слушая щебетанье местных птах. На лицо то и дело падали косые лучи утреннего солнца, под ногами с треском ломались тонкие сосновые веточки. Между толстыми, далеко отстоящими друг от друга, стволами то и дело стелилась ковром по хвое земляника. Иногда встречались доверчиво обнимающие сосны кусты малины, правда, почти всегда без единой ягодки – всё до белых комочков обрывала детвора.

Наконец между стволами заблестела гладь реки. Там, под невысоким, в её рост, обрывом, Беляна давно уже присмотрела удобный для занятий заливной лужок. Сейчас трава, на летнем-то солнышке, вымахала даже выше колена. Скоро, значит, местные мужики придут косить. Ну а пока никого нет, самое лучшее местечко, чтобы попрыгать в своё удовольствие, побить по гнилушкам, в изобилии разбросанным на берегу, а то и свернуть быстренько чучело-макивару и отработать хитрые броски, которым научил её Ван.

Беляна прекрасно понимала, что без учителя не сможет узнать ничего нового, только отработать до автоматизма то, что уже выучила. Но дело было не только в этом. На тренировке она чувствовала себя не слабой и беззащитной девочкой, а почти воином. И пусть до настоящих ратников ещё было как до Тобола, ощущение собственной силы и умения возвращало коняжну к жизни.

Девушка легко спрыгнула с обрыва в мягкую траву, присев так, что почти скрылась в зелени, сделала несколько шагов вприпрыжку, и с размаху подбросила сумку со сменной одеждой. Настроение от прогулки по светлому бору поднялось, на душе стало легко.

Надо бы переодеться, пока оборона не подошла, подумала Беляна, в момент скинула сарафан, нижнюю рубаху, постояла секунду, ощущая, как ласкает нагое тело лёгкий утренний ветерок. Искупаюсь, вдруг решила она, и тут же, не задумываясь, добежала до реки и с размаха бросилась в воду.

Место было знакомое как родная опочивальня. Здесь два шага будет по колено, а потом резко почти до плеч. А вон там коряга под водой, а под ней, говорят, сидят вот-такенные сомы и только и ждут, когда кто из малышей подплывёт поближе. И тогда…

Вынырнула, шумно вдохнула свежего, пахнущего травой, рыбой и тиной, воздуха, поторчала над поверхностью, как поплавок, чуть шевеля в воде руками и ногами, и направилась к берегу.

Так докупаюсь, бойцы папины подойдут. Вот сором-то будет. Она, пригнувшись, добежала до сумки, в мгновенье нацепила широкие мужские штаны и рубаху без застёжек. Наконец, спокойно выпрямилась и не спеша подвязала волосы широкой льняной лентой, чтобы не мешали.