Черный грифон

Девушка жила здесь до покупки дома, ещё при прежних хозяевах, и осталась одна, когда те уехали. По словам общинного головы, который и принял оплату с нового хозяина, Глаша приходилась им какой-то дальней родственницей. Ни отца, ни матери у девушки не было. Родня держала её чем-то вроде одной прислуги за всё, как здесь называли, «в девках». И теперь, когда дом перешёл Платону, голова всерьёз недоумевал, куда же подастся бедная девица.

Смирнов тогда не мог понять, почему она не выйдет замуж, но Глузд Бессонович, как звали голову, ответил просто:

– Да кто ж её таковую возьмёт? Без родни, без приданного. Опять же, со старыми хозяевами жила, не стыдилась. Так что в жёны таких у нас мало, кто пожелает. Ты если только? – и хитро глянул на Платона.

Дурацкий выверт судьбы, но получилось, что девушка шла в нагрузку с домом. В самом деле, не выкидывать же бедняжку на улицу? Так и жила, занимая неизменную неизвестно с каких времён комнатку возле кухни. К слову, проблем от Глаши не было. В постель она не просилась, да Платон бы, наверное, и не заметил. Все мысли его были только о Беляне, и остальных девушек он словно бы и не видел. Так что Глаша, конечно, первый месяц пыталась как-то сократить дистанцию, но поняв, что у хозяина серьёзная любовь с конежной, отстала.

Платон поднялся в горницу, скинул с плеча привычную перевязь, сбросил сибирку и в рубашке спустился в низ. Основное время он проводил на ристалище, тренировался в мечном бое. Поэтому к вечеру обычно болели руки, спина, а часто и ноги. Сегодня, как почти каждый день, махал деревянным мечом до заката, а потом они с Беляной бродили по околице, сидели на берегу Донца, считая звёзды и временами самозабвенно целуясь. Ни о чём большем невозможно было и подумать до свадьбы, нравы в Калаче строгие. Впрочем, Платон подозревал, что этот город не исключение.

Многие здесь за всю жизнь кроме супругов не имели никаких сексуальных партнёров и это считалось нормой. Нет, ходили, конечно, молодые лоботрясы или, наоборот, вдовцы, к нескольким весёлым бабам. И это не приветствовалось, наоборот, считалось неприличным. Ходили тайно, но почему-то все об этом знали. Калачане старались меньше общаться с такими блудниками. Не то, чтобы избегали, но не принимали всерьёз. Например, стать общинным головой такому ходоку было никак нельзя.

– Откушай, батюшка.

Опять поклон. Ну вот чего она на каждом шагу косой пол метёт? Сначала Платону это льстило, но уже на другой день надоело. Потом он долгое время старательно выговаривал Глаше, пытаясь отучить от раболепства. Но той что говори, что не говори – стоит, глядя на него честными голубыми глазами. А на прямой вопрос отвечает:

– Так ты хозяин, батюшка. К тебе вежество иметь надобно.

И всё. Хоть кол на голове теши. Но уже через пару месяцев привык и просто не замечал. Хочет бить поклоны – её дело. В общем-то, Платону не нужна была ни прислуга, ни приживалка. Дом он покупал в расчёте жить здесь с молодой женой. Так что Глаша воспринималась им как неотъемлемая часть жилища. И в самом деле, не выгонять же. Так и повис вопрос девки-приживалки до свадьбы.

Беляна пару раз встречала сироту, когда заходила в гости. Здесь девушки надолго к парням не ходили, особенно, если дома больше никого. И любимая заглянула лишь дважды. Сначала, как только купил дом – осмотрела, да оценила. Второй раз зашла с няней и подарками, всё чин по чину.

Про Глашу ни слова не сказала, но смотрела косо.

С утра Платон перебрал хранившуюся в чугунке россыпь золотых украшений. Наконец, остановился на тонком, сделанном в виде виноградной лозы, резном колечке с большим круглым красным камнем. Красиво, будто виноградина на миниатюрных листьях. Самое то, что надо, подарить невесте на сватовство.

В палаты его пропустили запросто, видать, знали, зачем идёт. А может, только догадывались. Ведь вся дружина не по разу встречала их с Беляной вместе. Единственный, кто так и не увидел в лицо избранника дочери, был сам коназ.

– Платоша, – шептала на ухо перехватившая его на лестнице Беляна. – Я тяте сказала, что меня сегодня сватать придут. Он ждёт.

Она только сейчас оглядела молодого человека и всплеснула руками.

– Ой! А чего же ты без доспеха? Ведь красиво же, да и ну как тятя попросит себя показать?

– Ну… – неуверенно протянул Платон.

Он нервничал с того момента, как переступил порог. Грозного коназа вблизи видел лишь однажды, в тот день, когда привёл Беляну с Донца. Да и то, постарался тут же скрыться, чтобы родитель чего дурного не подумал. А то известно же, какие они, строгие отцы. Сначала голову с плеч, а потом разбираться будет, кто таков, да почему дочь без сопровождающих приволок.

Как рассказывала любимая, отец потом целый день бродил по месту схватки. То ли слова её проверял, то ли искал что. Но Платона к себе так и не вызвал и никак его поступок не отметил. Девушка сказала только, что патрули по берегу с того дня усилили.

– Ну… – неуверенно повторил Платон. – Попросит, покажу. Меч вот он, на поясе. А без доспеха даже удобнее.

Он, наконец, справился с волнением и теперь стоял с решительным и гордым видом.