Черный ярл

Легко сказать «говори», но вот найти слова порой бывает куда как труднее. Впрочем, кому по жизни легко? Лишь тем, кто плывет по течению, не предпринимая попыток барахтаться, прокладывать свой путь. А это не по мне.

— Вполне себе недавно вс емы были у наместника на пиру. На том пиру всплыл вопрос насчет планируемого похода в покамест неизвестные края.

— Помним…

— А раз помнишь, То скажи мне, два Топора, что нам насчет великокняжеского участия?

— Ну как что… — Зигфрид в задумчивости поскреб свою окладистую бороду, явно собираясь с мыслями и памятью. — Сначала мы, ярлы, должны нанести первый удар, а потом уже и великокняжеские полки подоспеют, если хоть что-то у нас получится.

— Вот-вот. Так нам всем сказал наместник при молчаливом согласии Кирилла Рыжего. Он там явно присутствовал как символ. Для Переяславля. Уверен, что в других городах есть и свои наместники, да и «рыжие» присутствуют.

— Ты к чему ведешь? — насторожился Лейф, звериный инстинкт которого частенько выводил того из очень сложных ситуаций. А уж помноженный на ум и хитрость… — Сложноссти с походом все же подтверждаются7

— Самыми прямыми словами. Мне удалось получить от наместника информацию, что князь Киевский НЕ ПРИШЛЕТ помощь при любом исходе нашего «первого удара». Это будет обставлено какими-то «уважительными» причинами, но все это так, шелуха. Нас, вольных ярлов, просто бросят в огонь, да еще и дровишки кочергой помешают, дабы горели поярче.

Немая сцена. Зигфрид чуть было не оттяпал себе палец ножиком… Хорошо еще, что «чуть», и дело ограничилось глубокой царапиной. Лейф растекся по креслу, но в глазах его ненависть боролась с недоверием. Недоверием к сказанным мной словам. И оно, недоверие, не замедлило выплеснуться наружу. Слегка охрипшим от волнения голосом он выдавил из себя:

— Слишком серьезные слова…. Чем подтвердишь, что наместник тебя просто не обманул в своих интересах?

— Обманет меня — вся его успешная жизнь хрустнет и развалится. Есть у меня то, чего он сильно боится, а потому просто вынужден время от времени сообщать мне о вот таких вот ситуациях. К тому же свидетелями выступят все мои побратимы за исключением Эйрика Петли, который ныне в Хольмгарде.

— Так… Врать ты по значимому поводу не станешь, значит… Молчать нельзя, это гибель многих из нас, поэтому клятва…

— Успокойся! Данная тобой именем бога клятва не подразумевает ПОЛНОГО молчания, она всего лишь даст мне возможность постепенного распространения слов о том яде, которым нас хотят отравить. Такое надо сообщать постепенно, одному ярлу за другим, от Переяславля к прочим городам. И начинатьс самых надежных, минуя некоторых. Да, Лейф, да, Зигфрид… — ухмыльнулся я, понимая, что вот этот нюанс может вызвать неоднозначную реакцию. — Ведь Вадим Изяславович не один такой, есть и иные, ему подобные. В общем, много думать надо, долго думать придется. И спешка здесь неуместна.

Лейф Стурлассон погрузился в глубокие раздумья, в то время как Зигфрид Два Топора буквально кипел от ярости, не находившей выхода. Он давно вскочил с кресла и теперь метался по комнате, то и дело хватаясь за рукояти топоров и изрыгая проклятья.

— Ничтожный выродок великого отца… Вот что значит рабинича[3] на великокняжеский стол посадить. Только дурная кровь могла пойти на такое дело, где честь брошена под лапы дворовым шавкам! Надо вырвать его поганый язык. А самого пустить поплавать в море «на решетке».

«На решетке» поплавать — идея душевная, но в настоящий момент неосуществимая. А ведь по сути верно — именно такую казнь урманы, да и варяги частенько использовали для предателей. Сколачивали этакое подобие плота из досок крест-накрест, после чего привязывали предателя к сему сооружению лицом вниз, да и пускали по волнам посреди моря. Некоторое пространство между лицом и водой давало жертве возможность дышать, но… плохо. Малейшее волнение уже делало дыхание пыткой, а сильный ветер окончательно убивал.

В конце концов, Гуннар не выдержал этого эмоционального выплеска со стороны ярла и прошипел:

— Охолонись. Зигфрид! Остановись, вдохни-выдохни и выбрось из разума ослепляющий тебя гнев. Сейчас не время. Вдадимир Святославович сейчас — великий князь, за ним многие полки, деньги, поддержка видных людей со всей Руси. А что за нами?

— Честь и отвага хирдов!

— Многих ли? Мрачный тебе зачем это все сказал? Чтобы постепенно, одного за другим убеждать вольных ярлов в том, что князь Киевский им не друг. Но смертельный враг. Что он хочет ослабить их, а потом ослабевших или окончательно раздавить, или вытеснить за пределы своего княжества, или подчинить. Сталь, изгнание или златой ошейник — вот то, что он оставляет для нас. Тебе нужно что-либо из этого?

— Нет! Проклятье Хель ему в потроха…

— Потому сядь и слушай Мрачного. У тебя нет плана, у Лейфа я его тоже не вижу. Зато Мрачный уже все продумал, потому вас обоих и позвал. Позвал первыми, потому что верит. И тебе, и Лейфу, несмотря на разногласия с ним. Верит и в честь, и в разум. Сиди, Зигфрид, жди и слушай. Сейчас это большее из того, что ты можешь.