Черный ящик

– Обращаясь ко мне, называйте меня, пожалуйста, детективом или детективом Менденхолл, если угодно. Обращаться ко мне просто по фамилии – проявление неуважения. А мне хотелось бы, чтобы между нами с самого начала установились профессиональные и уважительные взаимоотношения.

Как раз в этот момент Босх дошел до своей кабинки и увидел Чу на рабочем месте. И вдруг подумал, что никогда прежде не обращался к напарнику по имени, а тем более по званию. Стало быть, все это время относился к нему неуважительно?

– Я вас понял, детектив, – сказал он в трубку. – Встретимся завтра в восемь.

Он отключил телефон, но прежде, чем сесть за стол, перегнулся через перегородку в сторону Рика Джексона.

– Завтра в восемь утра меня ждут на беседу в «Брэдбери». Это ненадолго. Из Лиги защиты мне до сих пор не перезвонили. Не хочешь стать моим представителем?

Лига была основной общественной организацией, предоставлявшей сотрудникам полиции адвокатов при разборе их дел в БПС, хотя в роли защитника мог выступить любой другой офицер при условии, что сам не вовлечен в то же расследование.

Босх остановил свой выбор на Джексоне по двум причинам. Во-первых, он был ветераном отдела, а во-вторых, обладал серьезнейшей физиономией, как бы говорившей: «Уж меня-то на мякине не проведешь». Само его присутствие при допросе способно было озадачить любого подозреваемого. Босх время от времени просил его просто молча посидеть в комнате, и выразительный взгляд Джексона заставлял преступников нервничать. Вот и сейчас Босх подумал, что присутствие Джексона при беседе с детективом Менденхолл пойдет ему только на пользу.

– Конечно, я поддержу тебя, – сказал Джексон. – Что нужно сделать?

– Давай встретимся в семь в «Дайнинг каре». Позавтракаем и успеем все обсудить.

– Договорились.

Усевшись за стол, Босх сообразил, что мог обидеть Чу, не предложив ему стать своим представителем. Он повернулся вместе с креслом и обратился к напарнику:

– Послушай… Э-э, Дэвид!

Чу тоже развернулся.

– Я не могу использовать тебя в качестве своего представителя, потому что Менденхолл наверняка захочет побеседовать и с тобой тоже. То есть ты пройдешь как бы свидетелем по моему делу.

Чу кивнул.

– Ты меня понимаешь?

– Конечно, Гарри, я все понимаю.

– И то, что я все время обращаюсь к тебе по фамилии вовсе не значит, что я тебя не уважаю. Просто я привык так ко всем обращаться.

Чу совершенно сбили с толку эти непрошеные оправдания.

– Разумеется, Гарри, я все понимаю, – повторил он.

– Значит, друзья?

– Друзья.

– Вот и отлично!

Часть вторая

Тексты и фотографии

Глава шестнадцатая

Босх начал прослушивать записи Арта Пеппера, которые дочь подарила ему на день рождения. Он добрался уже до третьего диска и включил совершенно поразительную версию песни «Патрисия», записанную тремя десятилетиями ранее в одном из клубов Кройдона в Англии. Для Пеппера это был период возвращения к творчеству после нескольких лет наркотической зависимости и тюремного заключения. Но в ту ночь 1981 года у него получалось абсолютно все. Одной лишь этой пьесы для Босха было достаточно, чтобы укрепиться в убеждении – никто и никогда не сможет сыграть лучше. Гарри не ведал чувства, описываемого как неземное блаженство, но именно это словосочетание сейчас упрямо лезло в голову. Мелодия была превосходна, саксофон – великолепен, потрясающие взаимопонимание и внутренняя связь с тремя другими музыкантами, а оркестровка доведена до совершенства и точности. Существовало множество терминов для описания джаза. За долгие годы Босх многие из них встречал в статьях музыкальных критиков и на обложках пластинок и дисков. Вот только не все понимал. Но твердо знал, что нравится ему именно это: мощная, берущая за душу и моментами печальная музыка.

Пока она длилась, он не мог сосредоточить внимание на мониторе компьютера, а квартет играл двадцать минут. У него имелась «Патрисия» на других пластинках и дисках. Это была лебединая песнь Пеппера. Но никогда прежде Босх не слышал, чтобы он исполнял ее с такой неистовой страстью. Он посмотрел на дочь, читавшую на диване. Еще одно задание по литературе. Книга Джона Грина «Наши звезды разбились».

– Это о его дочери, – сказал он.

Мэдди посмотрела на него поверх книжки.

– Что именно?

– Эта мелодия. «Патрисия». Он написал ее для своей дочери. В жизни им пришлось надолго разлучаться, но он всегда любил ее, тосковал по ней. И сумел передать эти чувства в музыке, верно?

Она какое-то время слушала, потом кивнула:

– Да. Такое ощущение, что саксофон рыдает.

Босх кивнул в ответ:

– Точно. Ты тоже это заметила.