Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

После посещения молодых девушек отшельник провел остальной день в стенах своего садика. Под вечер он снова вышел посидеть на своем любимом камне. Багровое солнце садилось среди клубившихся облаков, обдавало пустырь зловещими лучами и окрашивало темно-пурпурным цветом широкую линию покрытых вереском гор, окаймлявших эту печальную местность. Карлик сидел, устремив взоры на тучи, тяжелыми грядами собиравшиеся на горизонте, и когда яркий луч солнца, прорвавшийся сквозь них, озарил красным светом его одинокую и безобразную фигуру, легко было принять его за демона собиравшейся бури или за гнома, вызванного из недр земли, чтобы возвестить близкую грозу. Пока он сидел таким образом, глядя на хмурое и почерневшее небо, на пустынном поле показался мчавшийся всадник и, поравнявшись с ним, остановил коня, как бы с тем, чтобы дать ему передохнуть, а сам поклонился отшельнику со смешанным выражением нахальства и смущения.

Всадник был высокого роста, худощав и строен, но костлявая фигура его изобличала атлетическое телосложение; видно было, что он провел всю жизнь в сильных физических упражнениях, которые, мешая развитию толщины, укрепляют мышцы и способствуют увеличению телесной силы. Его лицо, с резкими чертами, загорелое, покрытое веснушками, носило отпечаток бурных страстей, бесстыдства и хитрости, попеременно преобладавших на нем. Волосы песочного цвета и рыжеватые брови, из-под которых выглядывали острые серые глаза, довершали неприглядную наружность этого человека. У его седла торчали пистолеты и еще пара засунута была за поясом, но эти он старался прикрыть камзолом, застегнутым на все пуговицы. На нем был заржавленный стальной шлем, кожаная куртка или, скорее, старинная накидка, перчатки, из которых одна, правая, была покрыта мелкими железными чешуйками вроде древних рыцарских поручней, а сбоку болтался длинный палаш.

— Ну вот, — молвил карлик, — значит, разбой и грабеж опять на коне?

— На коне? — повторил разбойник. — Да-да, Элши, кабы не ваше лекарское умение, не сидеть бы мне больше на моем добром скакуне.

— А что же твои клятвы исправиться, обещание переменить жизнь, данные во время болезни? Небось уж и забыл их? — продолжал Элшендер.

— Э-э, все в трубу выскочило вместе с декоктами и припарками, — отвечал беззастенчивый пациент, — сами знаете, Элши, потому что ведь вы с ним, говорят, запанибрата.

Как черт захворал, так монахом стал,
А как выздоровел черт, так клобук и за борт.

— Правда! — молвил отшельник. — Как волка не отучить искать кровавой добычи и ворона не отвадить от падали, так и тебя не исправишь от твоих проклятых наклонностей!

— Что же прикажете делать, я с этим родился, такова моя натура. Знаете ли вы, что уж целых десять поколений все ребята из Уэстбернфлета были воры и разбойники? Все были пьяницы, все любили жить широко, за малейшую обиду отплачивали сторицей и ни у кого не просили жалованья!

— И отлично, — молвил карлик, — значит, и ты настоящий волк, не хуже тех, что лазят по ночам в овчарню. На какое же бесовское дело ты сегодня собрался?

— Коли вы колдун, то сами отгадайте.

— Я и так знаю, — сказал карлик, — что задумал ты пакость, сделаешь еще худшую пакость, а последствия будут и того хуже.

— А ведь за это вы меня и жалуете, дядя Элши? — сказал Уэстбернфлет. — Правда ведь? Вы всегда говорили, что это во мне и нравится вам.

— Мне всегда нравятся те, кто служит бичом для себе подобных, — отвечал отшельник, — а ты не только бич, но еще и кровь проливаешь.

— Нет, в этом неповинен, крови не проливаю, иначе как в случае сопротивления; ну, тут уж, сами знаете, поневоле ощетинишься. Да, впрочем, беда невелика, коли, например, отсечь гребешок какому-нибудь петушку, который вздумает чересчур громко петь и хорохориться.

— Как, например, Эрнсклиф? — сказал отшельник с некоторым волнением.

— Нет, на этот раз еще не Эрнсклиф, его очередь впереди. А я и до него доберусь, если он не уберется подобру-поздорову назад, в город… Ему самое место жить в городах! Чего он бродит тут да стреляет последнюю дичь, какая осталась у нас в краю?.. Да еще берется за прокурорскую должность и отписывает разным знатным особам в Эдинбург, что у нас в стране неспокойно! Нет, ему надо посоветовать, чтобы не совался не в свое дело.

— Так, может быть, ты надумал сегодня идти на Габби Эллиотта, в Хейфут? — сказал Элши. — Чем этот паренек провинился перед тобой?