Черный халифат

– Вы же знаете, кто меня привез… – хитрил Горюнов. – Я еще в Багдаде искал возможность попасть сюда. Слыхал про Абу Саида, о его вербовочном центре. Но они шифровались не хуже вас. Потом мне сказали добрые люди, что в Турции будет все проще. Я жил в Стамбуле когда-то, остались знакомые.

Пока он откровенничал с Сидом, Джебраил вышел из комнаты и вернулся быстро весьма довольный. Петр заметил эту перемену и напрягся. Джебраил не замедлил вывалить информацию:

– Кто такой Марек Брожек?

Петр пожалел Зарифу. Ее хорошо прижали, раз она выдала это имя. Однако все шло по плану. По плану Горюнова. Зарифе необходимо было иметь какую-то информацию «за пазухой» и выдать ее, когда начнут расспрашивать с пристрастием. Имя мужа, которое не добавляло ясности допрашивающим, а скорее, наоборот, – чем больше информации, противоречивой и трудно проверяемой, тем лучше. Разведчик пришел бы со стройной, выверенной легендой, комар носа не подточит, что в данной ситуации вызвало бы большие подозрения. Путанно, значит, совесть у Кабира Салима не чиста. Криминальное прошлое – лучший билет в ИГИЛ. Такими людьми легче манипулировать – шантаж, угроза выдать его властям страны, из которой он бежал. А если он еще и фанатично настроен… Благодатное поле для деятельности.

Эту аксиому вербовки Петр усвоил еще в Багдаде, когда пытался добраться до Абу Саида. Только лишь фанатики их не всегда устраивали – предпочтение отдавалось людям с мутным прошлым.

Линию поведения, проводимую им сейчас, они обсуждали с Александровым в Москве и с психологами, и с другими спецами проговаривали раз за разом, меняя степень давления на Петра, учитывая его психотип и прорабатывая линию поведения его и предположительного противника…

На вопрос Джебраила сразу Петр отвечать не стал, замешкался, смутился, кусая соленую от крови, припухшую нижнюю губу.

– Так ты русский или поляк, или араб? – Джебраил выглядел торжествующим.

Сид достал из-под ворота цепочку с пулей, висящей на ней, и вертел пулю смуглыми не слишком чистыми пальцами.

– Или турок? – добавил он. – Ты по-турецки говоришь лучше, чем я, а я жил там много лет.

– Я тоже там жил! – с отчаянием выпалил Петр. – Что я виноват, если быстро схватываю, способный к языкам?

– Польский тоже знаешь, раз под польским именем в Стамбуле обретался? – увидев, что Кабир кивнул, Сид оживился вдруг: – А на каких еще говоришь? – Он стал загибать пальцы и перечислять: – Арабский, турецкий, русский, польский…

– Азербайджанский, он с турецким очень похож, – оправдался Петр, подумав: «Лучше бы испанский учил!» – Английский в школе… Персидский немного.

– Шайтан! – изумленно и восхищенно воскликнул Сид. – Проще сказать, какой ты не знаешь.

Горюнов догадывался, что им нужны переводчики для той разношерстной, разнонациональной толпы, что составляла ряды ИГИЛ, поэтому он и не скрывал своих лингвистических способностей.

– Будем еще проверять, что ты тут наплел… Родственники в России есть?

– Я сирота. Детдомовский.

– Ловко придумал, – поморщился Джебраил. – А детдом сгорел и твои документы тоже?

Именно такую версию они прорабатывали с Александровым, но пришли в итоге к другой. Петр помотал головой, дескать, не знаю, что с детдомом. Александров рассчитывал, что кто-нибудь из пособников ИГИЛ в России придет проверить информацию Кабира о его детдомовском прошлом. А тем временем из местного УФСБ в канцелярию посадят милую девушку. Никто в детдоме не сможет снабдить информацией о выпускнике Салимове, кроме нее. А от нее любопытного товарища поведет наружное наблюдение контрразведки.

– Где жил в Багдаде, чем занимался? – Сид протянул ему блокнот и ручку. – Адрес черкни. И детдома в России. И стамбульский заодно…

– Я в Турции в общаге жил для портовых рабочих, – Петр написал все в блокноте.

Его наконец оставили в покое. Ушли оба, унесли стулья. Через минут десять втолкнули Зарифу. Она запуталась в подоле, чуть не упала. Горюнов ее поймал и приобнял. Зара в щель никаба, как через амбразуру, испуганно таращилась на его разбитое лицо.

– За что нас так?

– Не верят, – наставительно пояснил Петр, устраиваясь на матрасе. Очень болели ушибленные о стену лопатки. – Наверное, среди добровольцев, таких, как мы, есть предатели, неверные. Пусть лучше проверяют, чем закрадется в наши ряды хоть одна крыса.

Он бы голову отдал на отсечение, что услышал смешок из-под никаба, но Зарифа замаскировала его всхлипываниями, однако никаб снимать не спешила, чтобы не демаскировать свое незаплаканное лицо.

– Они пытались меня бить. А я – слабая женщина. Ты ведь просил не говорить им то имя… Прости, я сказала, ведь больше и говорить нечего, ведь я ничего о тебе, кроме этого, не знаю. А они не верят. Ты слышишь?

Горюнов спал, запрокинув лицо с кровавым потеком на брови и на подбородке. Зара с любопытством посмотрела на него, сняла никаб и укрыла его. Осторожно забралась на матрас вдоль стенки и прикорнула рядом.

* * *