Черный халифат

– Мекка там, – Галиб указал на круглую метку на оштукатуренной стене, окрашенной в салатовый цвет. – А коврик и вода будут.

– Где Зарифа?

– Приведут сейчас.

Действительно пришла Зарифа в никабе и с ней еще женщина в таком же одеянии с подносом. На нем две плошки и круг хубзы [Хубз (араб.) – хлеб – в данном случае хлеб форме круглых лепешек]. Поднос поставила на матрас и ушла вместе с Галибом. Замок на двери отчетливо щелкнул. Их заперли.

– Ты как? – Петр заговорил по-турецки. Усадил Зару на матрас, чувствуя, как она дрожит под никабом. Подал ей плошку с едой, по запаху определив знакомый мутабаль [Мутабаль – традиционная арабская закуска – паста из печеных баклажанов, заправленная оливковым маслом, специями и йогуртом], который ел и в Ираке, в этой же плошке лежала горстка кабсы [Кабса – блюдо, распространенное в арабских странах, аналог плова] с курицей. Горюнов разломил лепешку, половину протянул жене.

– Видишь, нас даже кормят, – попытался он шутить. – Ешь! Неизвестно, когда потом покормят, – он интонационно выделил последнюю фразу, намекая, чтобы она психологически подготовилась. Они обговаривали это с ней еще в Стамбуле.

Зара кивнула и пожаловалась:

– Они забрали чаршаф и дали вот это, – девушка сняла никаб. – Надеюсь, никто не войдет? – Щеки ее покрывал румянец. – Слышишь, стреляют?

– Слышу. Тут война, – пожал плечами Петр и снова подал плошку с едой Заре, которую она отставила, пока сражалась с никабом.

– Где мы? – Она покорно начала есть правой рукой, сняв черные перчатки, надетые на нее в придачу к никабу.

– Надеюсь, в Ракке.

– В мутабаль они йогурт не добавили, – сказала Зарифа о еде.

Горюнов удивился. Как она могла это заметить при той степени волнения, какую должна испытывать в такой ситуации? Другая бы и вкус не почувствовала. Не осознает всех рисков? Неординарная реакция на испуг? Вот ведь ринулась за Аббасом в пекло. Так любит или другой интерес?

– Думаю, они еще довольно щедро нас потчуют, – нахмурился он. – У них продукты наверняка в дефиците. Война. Доедай и ляжем. Нам надо поспать.

Он справился с едой первым, сполоснул пальцы в плошке с водой и вытер о штаны, намеренно забыв о чистой тряпице, лежащей на подносе. Снял куртку и расстелил ее на верхней части матраса.

– Зара, доедай, – строго посмотрел он на нее.

Она послушалась и потом легла на матрас, к стене, головой и плечами на куртку Петра.

Он плюхнулся рядом, так и не найдя выключателя. Матовый плафон под потолком источал слабый помаргивающий свет, из чего Горюнов сделал вывод, что электричество дает дизель-генератор. Знал, что Ракку бомбили правительственные войска, и проблемы с электричеством вполне понятны.

Петр лежал на спине, чувствуя бедром теплый мягкий бок Зарифы. Он глядел в белый потолок и прислушивался. Глухо, словно комната звукоизолирована.

– Давай накроемся твоим никабом. При свете не уснуть, – поерзал он.

Они накрылись с головой. Петр прильнул губами к ее уху, еле слышно прошептал:

– Скоро придут за нами. Допрашивать будут порознь. Держись понаглее. Не теряйся. Постарайся выспаться.

Зарифа повернулась на бок и положила руку Петру на грудь, а щекой легла на его плечо. Горюнов погладил ее по руке, откинул со своего лица никаб, пахнущий чужими духами (видно, Заре выдали тоже поношенные вещи), и тут же уснул.

Разбудили их часа через два. Не слишком церемонились. Двое парней зашли, один из них пнул по матрасу. Зарифа вскрикнула, пряча лицо сначала за ладонями, а потом подтянула к себе никаб.

– Дайте ей одеться, – хрипло попросил Петр. Он делал вид, что все еще сонный, а сам быстро оценивающе взглянул на вошедших, и почему-то у него возникло стойкое ощущение, что это чеченцы.

– Пусть одевается, – сказал один из них по-турецки и добавил: – Мы не выйдем. Нечего ломаться. Может, вы вообще липовые мусульмане…

Горюнов ожидал такой провокационный подход. Они делали это не от высокого профессионализма, а интуитивно – разозлить, даже взбесить, чтобы в бешенстве муж или жена выболтали сгоряча лишнее. Акцент парня убедил Петра в его догадке об их национальной принадлежности, во всяком случае, этого голубоглазого, молодого и борзого. Голубоглазый был в черной вязаной шапке и при рыжеватой бороде без усов. Он все время облизывал верхнюю губу, словно проверял, не растут ли усы. Второй – постарше, черный, как ворон, с густыми бровями и угрюмый. Петр не сомневался, этот плечистый здоровяк – главный в их паре.

Зарифа надела никаб, и ее увел здоровяк, который довольно быстро вернулся. Он нес два стула, по одному в каждой руке. Поставил один к стене, другой около двери.

– Джебраил, садись, – предложил он рыжему, сам сел верхом на стул и уставился на стоящего перед ним Петра.