Черный халифат

– Не помнишь? – Зара сняла никаб, явив ему свое пухлое личико. – Ильяс тебя перевязал, дождался, когда вернется Галиб. Потом привезли сюда. Ранение пустячное, сквозное, осколочное… Я зашивать не стала, чтобы грязь вся вышла…

– Ты? Зашивать? – Петр все же сел на кровати, испытывая легкое головокружение.

– Вообще-то я в Стамбуле медсестрой работала. Не хирург, конечно, но кое-что умею… – Она выключила вентилятор, от которого Горюнов так сильно замерз. – Ты четыре дня в беспамятстве пролежал. Контузило довольно сильно.

– Ко мне кто-то кроме тебя подходил?

Она хмыкнула, догадавшись о его опасениях.

– Ты почти все время молчал. А если начинал говорить, то на арабском. Воздуха тебе все не хватало. Пришлось вентилятор принести.

– Заморозила меня совершенно, – поежился Петр. – Дай футболку.

– Иди вымойся сперва, – посоветовала она. – Только руку не мочи.

Он встал, схватил ее за плечо и легонько тряхнул:

– Ты почему мне про Мансура не говорила?

– А ты сам слепой, что ли? И потом, скажи я тебе тогда, может, ты бы сюда не поехал или меня не взял бы…

– Ага, вот с этого и начинала бы. А то в Стамбуле: «Эфенди Брожек…» Я, конечно, понимаю, что сладкий кефир смиряет гнев, – вспомнил арабскую поговорку Петр. – Но перехитришь когда-нибудь саму себя.

Курдянка дерзко отмахнулась. «Попробовала бы она так с Аббасом, – нахмурился Горюнов. – Что их связывает? Не похоже на горячие чувства. Оба слишком прагматичны».

– Где Аббас?

– Не отчитывается передо мной, – обиженно отрезала Зарифа. – А вот Аюб спрашивал, как ты. Жаждал тебя видеть…

– Лучше бы бабки за бои платил.

– Вон они, на подоконнике. Аюб сказал, что двести пятьдесят за месяц и по сто пятьдесят за каждый бой. Еще триста он добавил за ранение. Сказал, что ты с пулеметчиком разобрался вовремя.

Зара надела никаб, прежде чем выйти из комнаты.

– Поесть бы что-нибудь. Только не консервы из тунца, – попросил вдогонку Горюнов.

– Обойдешься, – глухо из-под никаба раздался ответ.

«Наказание плетьми на площади для такой лярвы пришлось бы кстати», – хоть в чем-то согласился с законами шариата Петр. Впрочем, за дерзость жену вряд ли бы подвергли такому наказанию.

Душевой кабины в ванной не было. Вода стекала прямо в сток на бетонном полу. Петр не помнил, как его ранило, поэтому, оставшись в одиночестве, быстро размотал бинт и осмотрел рану, мысленно согласившись с Зарой – ранение пустячное. Мягкие ткани пробило, мышцы не задело, подвижность не нарушена.

«Это было крайне неосмотрительно, – сердился он на себя, встав под слабые теплые струи душа. – Можно было предвидеть минометный обстрел. Глупо. Отсидеться или уж если бежать, то быстрее. Болван! Все могло закончиться ничем. Бессмысленно! То, что в бреду я мог болтать по-русски – не страшно. Мы это предусмотрели. Для них я русский. А вот что я говорил? Аббас забрал к себе… Опасался того же… Документы! Мне нужны их паспорта… Ильяса можно вывезти с собой. Он полностью деморализован, а парнишка неплохой, глаза на джихад у него открылись. Умирать за двести пятьдесят баксов в месяц неохота в чужой стране, за туманное будущее в новом халифате…»

– А я тебя ищу, – раздался голос Аюба у Горюнова за спиной.

Он обернулся.

– Стучаться не пробовал? – Горюнов прекрасно понял, зачем инструктор сунулся в ванную комнату.

– Ты же не девица. Да я и стучал, ты просто не слышал из-за шума воды.

Петр обернул полотенце вокруг бедер, подумав, что Аюбу свистнула Зара о том, что ее супруг пошел в душ.

– У тебя кровь, – сочувственно заметил инструктор.

Проигнорировав указание Зарифы, Петр снял повязку, намочил рану, и теперь пришлось зажимать ее полотенцем для рук.

– Как чувствуешь себя? Ты нас здорово выручил, однако, – Аюб заглянул в запотевшее зеркало, прежде протерев его рукавом. Пригладил волнистую бороду, схватив себя за нос, подергал вправо-влево, словно проверял не сломан ли. Нос был крупный, чуть облупившийся от сирийского солнца. – Мы подъехали к тому дому, где засел пулеметчик. Попали в мертвую зону, но ни вперед, ни назад. Сунулись было, он весь бампер отстрелил.

– На моей «Тойоте»?! – возмутился Петр.

– Ну-ну. Починим твой пикапчик. Дело к тебе одно есть. Кстати, подзаработаешь. Одевайся, поедем ко мне.

– Я вообще-то ранен, – напомнил Горюнов.

– Тут мирное поручение. И твое ранение придаст тебе ореол героизма бойца за ислам. Для интернета снимем пару слов… У тебя язык хорошо подвешен. Скажешь на арабском, турецком, русском…

– Как Аббас к этому отнесется?

– При чем здесь он? Это приказ сверху. Нам необходима пропаганда, новые бойцы… А по-французски сможешь?

Горюнов кивнул, лихорадочно прикидывая, как ему избежать участия в этом мероприятии, сулившим дешевую популярность, губительную для разведчика.

Вернувшись в комнату, он обнаружил там Зару и тарелку с кабсой и фаляфиль [Фаляфиль – жаренные в масле лепешки из горохового пюре с пряностями].

– Где Аббас? – спросил он, устремляясь к рюкзаку. Достал чистые вещи и принялся одеваться, игнорируя присутствие женщины.