Черный хлеб

Огорченный Тухтар постоял в раздумье около ворот и, сокрушенно вздохнув, зашагал по Утламышской дороге.

Домой он возвратился поздно вечером.

— Один?

— Нету его.

— Арестовали? Да?

Когда Тухтар закончил свой рассказ, распахнулась дверь, и он услышал за спиной запомнившийся низкий бархатистый голос.

— Не ждали? — пророкотал Палюк. — Кто тут богу душу отдавать собрался? Признавайся. Иль та земле ему плохо? Покажите-ка мне этого чудака.

Он был в костюме из тонкого синего сукна. В руке держал небольшую шкатулку, обтянутую черной блестящей кожей. После Тухтар узнал, что такая шкатулка называлась чемоданом.

— Что смотришь так? Иль привидение я? — улыбнулся Палюк.

— Да ведь не было тебя дома. Только оттуда я.

— Для кого не было, а для кого был, — хитро подмигнул гость.

Сняв фуражку и поставив чемодан на скамью, он подошел к больному:

— Что же ты, старина? М-да…

Элендей еле приметно улыбнулся, попытался встать.

Палюк помог ему подняться, снять рубаху.

— Дай-ка мне, дружище, мой сундучок.

Тухтар поспешно выполнил просьбу.

В руке Палюка появилась черная трубка, один конец которой походил на шляпку гриба. Тонкий конец трубки Палюк вставил себе в ухо, а расширенный приложил к спине Элендея.

— Дыши глубже.

Элендей вздохнул и сморщился от боли.

Палюк выслушал грудь, спину, бока. Потом начал выстукивать их пальцами. По одному месту стучал особенно долго.

— Вот очаг. Воспаленное место. М-да, батенька мой, с этим шутки плохи. Сразу надо было за мной послать. Храбришься все? Ну, ничего. Починим. Словно кузнечный горн, дышать будешь.

Палюк напоил Элендея каким-то белым лекарством, потом облепил туловище больного смоченными в воде желтенькими листочками бумаги.

— Лежи теперь и потей вволю. Когда нужно снять горчичники, я скажу Тухтару. Накрой, браток, его потеплее.

Тухтар поверх одеяла положил чапан и еще кое-что из одежды.

— А теперь, Тухтар, выйди на улицу и хорошенько посмотри, нет ли там кого. Да повнимательнее гляди, я подожду тебя.

На улице было безлюдно. Издалека доносились веселые девичьи голоса. Тухтар вспомнил, как он вместе с Сэлиме ходил на гулянья, — сердце нестерпимо заныло…

Палюк ушел. Ему предложили переночевать, но он отказался.

Прощаясь, Незихва спросила, как же дальше лечить мужа.

— Приду еще, — пообещал Палюк. — Не беспокойся.

И он навещал больного каждый вечер. Но однажды не пришел в обещанное время. Все забеспокоились. Наконец в полночь раздался долгожданный знакомый стук в дверь. Оказалось, что Палюк ездил в Убеевскую больницу за лекарством, которого у него не было.

Тухтар всегда с любопытством наблюдал за этим человеком. Был Палюк широким в кости, мускулистым. Движения у него были резкие, уверенные, словно Палюк давным-давно уже обдумал, как ему нужно шагнуть, нагнуться, взять что-нибудь рукой.

Лицо Палюка выглядело суровым. Брови густые, низко нависшие. Но спрятанные под ними глаза были добрыми, смотрели мягко. Только когда Палюк сердился, в них вспыхивали колючие огоньки. В эти минуты пухлые губы Палюка бледнели, сжимались, становились жесткими, в голосе звучали металлические нотки.

Была у этого человека привычка подолгу рассматривать вещи. Его интересовал каждый пустяк. Брал он все осторожно, бережно, точно боялся попортить своими крупными, сильными руками. Заметит на столе чайную чашку — возьмет, полюбуется, поставит. Взглянет со стороны, повернет другим бочком. Окинет оценивающим взглядом и передвинет чашку немного в сторону. Видно, хотелось ему, чтобы каждая вещь выглядела как можно красивее, привлекательнее.

Задумавшись, Палюк подпирал большую крутолобую голову руками и теребил пальцами вьющиеся на висках волосы.

Через неделю Элендею стало заметно легче. Он начал вставать, ходить по избе. Вскоре Палюк разрешил ему выходить на воздух. Появился аппетит. «Не наготовишься на тебя! — притворно возмущалась Незихва. — Как жернов ты. Мелешь и мелешь. Даже ночью и то жуешь». Муж улыбался и довольно поглаживал начавшие округляться щеки. Голос его окреп, стал, как прежде, гулким, раскатистым. В избе все чаще слышался зычный отрывистый хохоток.

Незихва посоветовалась с мужем, и они решили отблагодарить Палюка. Зарезали теленка, которого хотели выкармливать до осени, нажарили-напарили мяса, напекли пирогов, сварили пива.

— С ума сошли! — рассердился Палюк. — А потом зубы на полку положите. Для врача самая большая награда — видеть, что больной выздоровел. Сказали бы спасибо — и дело с концом.

Как-то Палюк пришел с Имедом. После этого деревенский силач стал постоянным гостем. Стали наведываться и Капкай с сыном.

Когда Элендей окончательно окреп, приятели начали собираться по вечерам у кузнеца. Все очень привыкли к этим встречам, и если кому-нибудь не удавалось повидаться с товарищами, посидеть с ними вечерок, он чувствовал себя не в своей тарелке, ему явно чего-то не хватало.

Тухтар проводил у кузнеца целые дни. Капкай учил его своему ремеслу.