Черный ход

Чего боится ложный Пирс? В переделанном теле, белей крыла ангела, он неуязвим для шансера. А даже если и уязвим, Пастор не станет стрелять по балкону на глазах у толпы разъяренных мужчин. Это верная гибель от дюжины пуль, выпущенных по негодяю, покусившемуся на мэра. Так чего же ты боишься, ложный Пирс? Того, что внизу бродит душа истинного Пирса, изгнанная тобой – и проповедник может безнаказанно расстрелять ее? Это тоже опасно. Не исключено, что выстрел спровоцирует шерифа, нефтяников, людей Джефферсона. Но Пастор безумен, с точки зрения ложного Пирса он мог бы рискнуть.

Кто-то ведь должен начать этот танец?

– Танец, танец лодочника!
Танцуем всю ночь до рассвета!
Чем лодка не танцпол?
Плыви, лодочник, вверх по рекам Огайо…

Песня, откуда ты взялась?

Рут услышала ее словно наяву, в гнусавом исполнении губной гармошки. Вряд ли песню играл Пастор, помешанный на церковной музыке, но даже если и так, звук его гармоники на балконе, с такого расстояния, среди гомона и выкриков, был бы слышен еле-еле, а не ясно и отчетливо.

– Танец, танец лодочника!
Танцуем всю ночь до рассвета!..

Какой вред тахтону, захватившему тело, может причинить безвременная гибель души-изгнанницы? Джошуа Редман сказал, что тахтон обещал время от времени пускать его в тело погостить. Еще мистер Редман сказал, что душа Пирса выглядела ужасно, краше в гроб кладут.

Какую работу выполняет душа для тела?

Душа одухотворяет плотскую обитель. Делает тело живым в своем присутствии – и мертвым, если уходит вон. Таков закон божий и человеческий. Живая душа, слоняющаяся рядом с живым, мыслящим, действующим телом – чудо из чудес. Что делает она для плоти, которая еще вчера принадлежала ей по закону?

Да все, что угодно!

Что ни придумай, это может быть правдой.

Неужели ворованное тело по-прежнему нуждается в своей истинной душе? Зависит от нее до последнего, до того дня, когда душа окончательно расточится? Допустим, если она расточится раньше положенного срока, погибнет злой смертью – тело выживет, но ослабеет, лишится каких-то сил, жизненно важных для тахтона…

– Танец, танец лодочника!
Танцуем всю ночь до рассвета!
Лодочник танцует, лодочник поет,
Лодочник делает все, что угодно…

Чутье стрелка вырвало Рут из размышлений.

Чужой взгляд буравил ей грудь. Медведь в шинели – Вильям Джефферсон, вспомнила мисс Шиммер, владелец угольной шахты – стоял на крыльце рядом с шерифом. Любой другой на его месте неотрывно смотрел бы на Сазерлендов, каждую секунду ожидая пули, выпущенной ему в голову. Любой другой, но только не Джефферсон. Не имея к этому ни малейшей причины, он уставился на балкон мэрии, на Рут, частично закрытую плечом мистера Киркпатрика – и пальцы медведя, слишком длинные и тонкие для такой туши, подрагивали над рукоятью револьвера. Нервозность пальцев была естественной в сложившейся ситуации, револьвер – тоже.

Неестественной была цель, выбранная взглядом.

Рут демонстративно сделала шаг в сторону, выходя из-под прикрытия мэра. Взгляд Джефферсона последовал за ней, словно приклеенный. Мэр не интересовал медведя, ложный Пирс – тоже. Впору было решить, что состоятельного угольщика охватило пламя страсти к заезжей красотке, но всего воображения Рут не хватало, чтобы поверить в подобный поворот событий.

Сцена на балконе?

«Как ты попал сюда? Скажи, зачем? Ведь стены высоки и неприступны. Смерть ждет тебя, когда хоть кто-нибудь тебя здесь встретит из моих родных…[42]»

Нет, Шекспир в Элмер-Крик смотрелся так же, как и во множестве других провинциальных городков – натужным балаганом.

«Что он Гекубе? Что ему Гекуба?»

«Гамлет» имел больший успех. «Что я тебе? – мысленно спросила Рут у медведя в шинели. – Кто я тебе? Потому что мне ты никто…»

2 Рут Шиммер по прозвищу Шеф

Вильям Джефферсон не отвечает. Вместо него реплику подает Фредерик Киркпатрик:

– Мистер Редман?

Мэр наклоняется над перилами, рискуя упасть:

– Как я рад вас видеть! Ну, теперь у нас точно будет порядок. Сами видите, Дрекстон давно мышей не ловит. Что он натворил, это же уму непостижимо…

Голос мэра срывается на визг:

– Мистер Редман! Вы ужасно выглядите, что случилось?

Кобыла гарцует под ложным Редманом. Всадник сдерживает ее с большим трудом. Рут ясно видит, скольких сил стоит лже-Джошуа удержаться в седле. Тело, пострадавшее от рук китаянки, подводит нового хозяина. Лишь железная воля захватчика заставляет это тело подчиняться – так же, как ложный Редман принуждает к повиновению кобылу. Лицо заместителя шерифа знавало лучшие времена. Синяки, ссадины, левая бровь рассечена, глаз заплыл – не лицо, тыквенный фонарь ко Дню всех святых.