– Когда лодки доставили нас на борт, я целовал палубу. Знаете, почему? Я ехал в рай. Подброшенный доллар в раю всегда падает, мэм. Ну, почти всегда. Не повисает в воздухе, не превращается в вырванный зуб. Если подбросить, он падает. Разве это не счастье?
Доллар, думает Рут, содрогаясь. Мистер Ли почти дословно повторил сказанное дядей Томом. Как же, должно быть, ужасна жизнь там, где исключения – правило?!
– Среди вас были люди с воображаемыми друзьями?
– Извините, с кем?
– С демонами, – исправляется Рут. – Яомами, Мо-Гуями?
– Яомо, – повторяет китаец. – Мо-Гуй. Да, были. Те, кто приобрел такого спутника недавно. Если прожить с яомо достаточно долго, если позволять ему оказывать тебе услуги – ты перестаешь быть хозяином самому себе. Такого человека Мо-Гуй не пустит на пристань. Это уже не человек, мэм, это костюм. А костюм не ходит, где ему вздумается. Если же ты сошелся с яомо не слишком давно, если обладаешь свободой воли… Демон сбежит, когда ты сядешь в лодку. Нет, он сбежит раньше – когда поймет, что ты собрался делать. Если он останется, он умрет. В лодке, на корабле Мо-Гуй не выдержит и пяти минут. Даже если человек, одержимый яомо, вернется на берег раньше, чем демон скончается…
Так ли безумен Пастор, как это кажется?
– Допустим, он вернулся на берег раньше. Допустим, демон остался жив. Чем это грозит человеку, мистер Ли? Чем это грозит демону?!
Китаец беззвучно смеется:
– Представьте, мэм: вы шили себе выходной костюм…
Платье, думает Рут. Ладно, пусть будет костюм.
– Вы кроили ткань, строчили швы. Пуговицы, карманы. Вы долго трудились, вы очень старались. От этого костюма зависела вся ваша дальнейшая жизнь. И вот вас в вашем чудесном костюме бросили в реку, полную топляка. Вы не утонули, выплыли. Но костюм размок, разлезся, порвался о сучья. Отлетел лацкан, карман висит собачьим ухом. Чинить этот костюм встанет дороже, чем сшить новый. Я ясно выражаюсь, мэм?
– Пребывание в воде, над водой нарушает связь Мо-Гуя и человека?
– Да. Шить новый костюм – это время. Яомо теперь может и не выжить без одежды. Он уже привык быть одетым, избаловался. Голым он замерзает насмерть.
К стуку Рут успела привыкнуть. Но вопль заставляет ее подскочить на месте. Похоже, уборка миссис Ли достигла кульминации, иначе зачем было так орать?
– Спрячьте оружие, мэм. Все в порядке, бояться нечего.
Пунцовая от стыда, Рут сует револьвер в кобуру.
– Не бойтесь, все в порядке, – бакалейщик невозмутим. – Говорю же, моя жена прибирается.
– Спасибо, мистер Ли. Не смею больше вас задерживать.
– Заходите, мэм. Мы всегда рады видеть у-сен в нашем доме.
– Я не у-сен.
– Неважно. Наш дом открыт для вас.
На пороге Рут задерживается:
– Ваша речь, мистер Ли. Мой бог! Я только сейчас сообразила… Вы же говорите лучше, чем большинство жителей Элмер-Крик! Как такое может быть?
Ли Чаоксианг подвигает лампу ближе:
– Я преподавал английский, мисс Шиммер. В Нанкине, в течение двенадцати лет.
– Тогда зачем вы коверкаете язык?
Свет превращает лицо азиата в экзотическую маску:
– Дикий китаёза, мэм. Белый люди обожай, когда дикий китаёза так говори. Очень сильно обожай. Умный обезьян! Желтомазый макак! Я продавай люди то, что они обожай. Бизнес, ничего личное. Люби каприз за ваша деньги. Любая каприз, извиняй.
2
Отправляясь в бакалею, Рут полагала, что ей придется выдержать жестокий бой. Не в бакалее, нет – в отеле. Заглянув в комнату Пирса доложиться об уходе, она ждала, что отчим категорически запретит ей оставлять свой пост в соседней комнате. Будь его воля, Пирс заставил бы падчерицу дежурить в холле отеля днем и ночью – и стрелять в любого, кто переступит порог, будь это Пастор, шериф или вдова Махони.
Рут готовилась к спору, скандалу – и ошиблась.
В комнате Пирса сидел Красавчик Дэйв. Он что-то живо обсуждал с отчимом за бутылкой виски. Лица обоих раскраснелись, на лбу Пирса блестел пот. Едва завидев Рут, оба как воды в рот набрали. Разрешение покинуть отель было дано с дивной легкостью – мужчинам не терпелось продолжить разговор без посторонних.
После беседы с бакалейщиком мисс Шиммер понимает и отчима, и Красавчика. Да, есть такие разговоры, где лишнее ухо – погибель. Подслушай кто рассказ китайца, раззвони об этом по городу – и здравствуй, остров Блэквелла!
Нельзя ли поселить нас вместе с французом-водолазом?
Дома́ на Уилтон-стрит стоят редко, как зубы в челюсти записного драчуна. Выйдя из бакалеи, Рут решает срезать дорогу к отелю и не тащиться в обход. В переулке темно, пахнет собачьей, а может, не только собачьей мочой. Словно подслушав мысли женщины, переулок виляет хвостом – так голодная дворняга выпрашивает подачку.
Куда это мы вышли?
Перила ограды – невысокой, по пояс. За оградой – дощатые столы и лавки. Навес на четырех столбах. Луна спряталась, света мало. Все видится смутно: скорее очертания, чем предметы.
Стук. Крик.