– Перегородки, правда, не помогали – еда всё равно расползалась и смешивалась, – захихикал король, – сама: дождевые черви и жуки-плавунцы, как блестящие лакированные орехи в листьях салата, сейчас-то она совсем большая – не брезгует живыми мышками и сусликами, лягушек любит, а уж ящерку увидит, так вся дрожит, – умилился король.
– Мне всегда нравилось смотреть, как она ест, – сказала мать.
– И пьёт, – вставил папа.
– И как чистит пёрышки, – добавила королева, – она любит порядок и всегда укладывает пёрышки клювом.
– А помнишь, как после ужина ты садилась в кресло и при свечах вышивала для Авроры воротнички?
– И плела кружева на жабо для любимой дочери, у меня хорошо получалось, верно?
– Да-да, она закалывает жабо своей любимой булавкой с алмазным глазком.
– А ты расставлял шахматы и играл с нею, и частенько проигрывал!
– Я поддавался! – смутился король-отец.
– Кррра! – сверкнула глазом ворона.
– Прекрасные вечера в кругу семьи… – король украдкой утёр слезу.
– Мы старались хранить в тайне несчастье, которое с ней случилось, – сказала мать.
– Но разве от слуг можно что-то утаить? Они тоже полюбили её, приносили червячков, – улыбнулся король.
– А я приказала шить для неё платья каждый год, как если бы она была обычной девочкой, чтобы было что надеть в любой момент, когда она обернётся человеком. Но все наряды так и лежат в сундуках, новёхонькие. Ах, это всё я. Я виновата!
– Ну, полно, полно, дорогая, ты же не хотела, чтобы так получилось. Это нечаянное материнское проклятие! Не вини себя! – заплакал король.
Рейнхарт, казалось, забыл дышать.
Он ловил каждое слово. Каждый вздох.
Ворона перелетела на спинку кресла матери и обняла её крыльями, закрыв ей глаза.
– Я не плачу, дорогая, – сказала королева. – Прости меня. Прости!
– Чем я могу помочь? – Рейнхарт перевёл взгляд с королевы на короля.
– Я не знаю способа вернуть нашей дочери человеческую природу окончательно, но мы можем попытаться. Рейнхарт, голубчик, соблаговолите подать мне книгу, – король привстал со своего места и указал на толстенный том под названием «Основы магии», стоящий на верхней полке. – Вот убирал подальше от ребёнка. Страница сто одиннадцатая.
– Ты что, выучил книгу наизусть? – спросила королева.
– Не говори чепухи, то есть, ваше предположение весьма далеко от истины, дорогая!
– Не сердись, что же в этом плохого, если выучил? – улыбнулась королева.
Рейнхарт осторожно положил фолиант на стол.
Ворона перелетела поближе и ловко раскрыла книгу клювом на нужной странице.
– Нечаянное, (ворона кивнула) материнское (ворона постучала клювом по деревянной столешнице)… На что ты намекаешь, дорогая? – обратился король к дочери. – Проклятие, – прочёл король и горько улыбнулся. Королева скривилась и подавила рыдание.
В зале воцарилась трагическая тишина, и только Рейнхарт вздохнул, разбив напряжение на мелкие осколки.
Все заговорили разом, но осеклись, посмотрев на ворону.
– Читай ты, – обратился король к Рейнхарту, – у тебя глазки молодые!
Тот прочистил горло: «Наложенное на невинного ребёнка проклятие может быть на время снято путём деятельного раскаяния матери в день четырежды четырёхлетия пострадавшего». «Вот канцелярский язык», – подумал Рейнхарт.
– Что это означает? – сказал Рейнхарт.
– Завтра, – сказала королева, – завтра Авроре исполняется шестнадцать. Это и есть «четырежды четырёхлетие»
– И есть шанс снять с неё чары, – подытожил папа.
– Я так волнуюсь, – сказала мама.
И все посмотрели на Рейнхарта. Ворона замахала крыльями.
– А почему там сказано «на время снято»? – спросил пришедший в себя Рейнхарт.
– Этого мы не знаем, – сказала королева.
– Поживём – увидим, – пошутил король, – убери, будь любезен, книгу на место!
За сим участники ужина разошлись по своим покоям.
Рейнхарт, как ни странно, уснул, едва голова коснулась подушки. И спал сладко и спокойно, как человек, принявший трудное решение.
Ему приснился небольшой домик в густом лесу, в нём живёт теперь сам Рейнхарт, приснилось на огромной кровати гнездо, а в нём четыре по четыре изумрудного цвета яйца, «Шестнадцать, значит, всего», – подсчитал во сне Рейнхарт, а на них – ворона.
– Дорогая, – сказал Рейнхарт, – оденься! Неприлично так ходить при детях.
– Они же ещё не вылупились, – сказала ворона, – вот когда вылупятся, тогда я обязательно надену жабо…
Рейнхарт проснулся. За окном было по-прежнему темно. Хоть глаз выколи. «Интересно, к чему снятся яйца?» – подумал он, повернулся на правый бок (на левом снится всякая ерунда) и снова заснул.