На этот раз ему приснилась хрустальная гора, на вершине – хрустальное дерево, на ветке которого спал Рейнхарт и его любимая ворона. Было холодно, и они прижимались друг к другу. Рейнхарт взял жену под крыло – и тут ветка хрустального дерева хрустнула, надломилась и рассыпалась на мелкие осколки, дождём хлынувшие по склону хрустальной горы. Они звенели, как малюсенькие колокольчики. Осколки отскакивали от гладких стен алмазными брызгами, сверкали и переливались. «Красиво», – подумал Рейнхарт. Тут хрустальная гора пошла трещинами и рассыпалась в пыль…
Звук рассыпавшейся во сне горы разбудил Рейнхарта.
Не успел он прийти в себя, как услышал крик из соседних покоев. Наяву! Хорошо, что он вчера лёг спать, не раздеваясь!
Рейнхарт ворвался в покои королевы и чуть не споткнулся о лежащего на полу короля, борода его нелепо задралась вверх. На кровати недвижно лежала, будто спала, бледная королева: заострившийся профиль, восковая кожа, сложенные на груди руки. «Вот оно какое, деятельное раскаяние, – ужаснулся Рейнхарт.
Он поднёс к лицу королевы зеркало. Не затем, чтобы увидеть её истинное лицо, нет, он надеялся, что зеркало запотеет. Напрасно. Она не дышала. Но Рейнхарт успел заметить, что в зеркале лицо её было молодым, спокойным и прекрасным.
Рейнхарт занялся королём. Зеркало запотело – жив, слава богу! Рейнхарт осмотрелся. На столике – кубок. Взял в руки: на дне, как жемчужина, перекатывалась капля жидкости. Понюхал. Аконит, трава забвения. «Она заслужила покой», – подумал Рейнхарт.
Неожиданно он почувствовал спиной и затылком холодок. Сквозняк? Оглянулся: в чёрном дверном проёме стояла Аврора. В белом платье. Красивая, такой он видел её в зеркале во время вчерашней трапезы. Рейнхарт так растерялся, что не нашёл ничего лучше, чем сказать:
– Красивое платье!
– Что ж, вполне сносный комплимент, – улыбнулась Аврора.
Вечером овдовевший король, Рейнхарт и Аврора в человеческом обличье ужинали втроём. Есть никто не мог. Ужин – просто причина побыть вместе, поделиться горем, избыть его и порадоваться избавлению Авроры от проклятия. Теперь их троих многое связывало.
Мать покончила с собой в день шестнадцатилетия Авроры, искупив этим вину нечаянного материнского проклятия, и вернула Авроре её истинный вид. Рейнхарт понял, что, как и в его семье, в семье Авроры радость и печаль ходят вместе. У него в роду день смерти двух членов семьи совпадает с днём восшествия на престол третьего. А в её семье – день смерти матери является днём рождения и преображения самой Авроры. Всё переплелось. Радость сквозь слёзы, печаль сквозь счастье. «Как солнечный луч сквозь витражи», – подумал Рейнхарт.
Солнце заглядывало в траурно убранный зал. Разноцветные пятна – синие, красные, жёлтые, горели на стенах.
– Язык не слушается, не привыкла говорить – пожаловалась Аврора.
Отец Авроры молча глотал слёзы.
– Не плачь, папа.
– Я плачу от счастья, дочка.
Солнечный диск краешком коснулся моря.
– Раньше ты всегда прилетала домой в эту минуту, – сказал король, – не хочешь червячков, доча?
– Папа!
– Шучу, шучу!
Красное солнце погрузилось в воду наполовину. Облака окрасились снизу розовым. «У каждой тучки есть розовая подкладка», – вспомнил Рейнхарт слова матушки, мол, даже в несчастьях есть какая-то польза.
Рейнарт стоял у окна. Он почему-то не доверял воцарившейся идиллии и ощущал опасность, только не понимал, откуда она исходит. Аврора подошла и положила руки ему на плечи. Она словно светилась изнутри нежным светом.
Ещё мгновение – и солнце утонет в море. Погасли цветные пятна на стенах, погасли витражи. Рейнхарт приблизил лицо к лицу Авроры – не мог на неё наглядеться, ему до смерти захотелось поцеловать её, ощутить нежные губы, а не птичий клюв! Но подумал, что может испугать её, и не стал целовать. Только крепче обнял Аврору, а она вдруг сжалась в его руках до размеров птицы. Он ощутил тельце, плотно, одно к одному, покрытое блестящими пёрышками. Лапки с острыми коготками судорожно цеплялись за его пальцы, Рейнхарт едва сдержался, чтобы не отбросить иссиня-чёрную птицу. Она поняла, что с ним происходит, и на её глазах вскипели слёзы, клюв страдальчески раскрылся, она беззвучно заплакала. «Жалко её до слёз» – расстроился Рейнхарт. Белое платье упало ему под ноги.
Он собрался с духом, взял птицу в ладони, сложенные лодочкой, и поцеловал в голову. Птица трепетала в его руках, подёргивала холодеющими лапками, заламывала крылья. Он испугался, что она сейчас умрёт. Одно крыло повисло. Растопырились хрупкие перья.
Король и Рейнхарт не знали, что делать. Не знали, что сказать. Да и кто бы смог найти подходящие слова?
Слова ничего не значат.