Морган решительно двинулся вперед, за ним – Иоланда. Скоро они оказались на берегу довольно быстрого потока, метров шесть шириной, который пробивал себе путь в густом подлеске. Деревья, склонявшиеся к его берегам, настолько сплелись друг с другом, что образовывали сплошной свод, почти непроницаемый для солнечных лучей.
Морган склонился к воде и увидел спрятанную в широких листьях муку-муку лодку. Это была пирога, которую индейцы делают из ствола гигантского бамбука. В ней лежало четыре гребка – весел с широкой лопастью и очень короткой рукояткой.
– Вот и пирога! – крикнул Морган. – Скорее, сеньорита, садитесь.
Он помог девушке спуститься с отлогого берега, покрытого колючими кустарниками, и усадил ее в лодку. Флибустьер хотел было подняться, чтобы позвать остальных, как вдруг лес огласился ужасающими воплями.
– Сеньор Морган! – донесся крик Кармо. – Спасайте сеньориту! Бегите!
Но, невзирая на крики, капитан выбрался наверх и увидел, что Кармо и оба индейца со всех ног бегут в чащу леса, преследуемые семью или восемью полуголыми бородачами высоченного роста, которые с необыкновенной быстротой пускают в них стрелы.
– Ойякуле! – вскричал капитан. – Сюда, Кармо, сюда! Лодка здесь! Сюда!
Но было слишком поздно. Не желая того, людоеды отрезали беглецов от реки, не дав им возможности спастись на пироге.
Услыхав крики Моргана, три человека отделились от общей группы и выстрелили в него из лука, но промахнулись. Поняв, что рассчитывать на своих спутников не приходится, флибустьер в два прыжка добрался до реки, вскочил в лодку и крикнул девушке, схватившейся за пистолет:
– Лягте на дно, сеньорита!.. За нами гонятся!
Затем, пока Иоланда исполняла его приказ, он схватил оба гребка, отвязал веревку и, оттолкнувшись от берега, лихорадочно налег на весла.
Лодка отплыла уже метров на десять, когда три дикаря, гнавшиеся за Морганом, появились на берегу. В воздухе просвистели три стрелы, и тут же раздался крик боли. Две из них впились в борт лодки, но третья, посланная уверенной рукой, глубоко вонзилась в грудь флибустьера, чуть пониже правого плеча.
Увидев, что Морган яростно рвет из груди тонкую бамбуковую тростинку, Иоланда, напуганная его болезненным возгласом, моментально вскочила на ноги и разрядила пистолет в ближайшего из трех врагов, собиравшихся снова натянуть свои луки. Пораженный в голову, людоед кубарем скатился в воду и, корчась от боли, тут же пошел ко дну.
Испуганные выстрелом, который они, возможно, никогда не слышали, и мгновенной гибелью товарища, два оставшихся дикаря бросились обратно и исчезли в лесу.
Страшно побледнев, девушка подсела к Моргану, продолжавшему грести изо всех сил, несмотря на сильную боль, которую ему, должно быть, причиняла рана.
– Вы ранены, сеньор Морган? – спросила она изменившимся голосом.
– Пустяки, сеньорита, – успокоил ее флибустьер, пытаясь улыбнуться. – Наконечник застрял в плече, вытащим потом.
– Боже, а если он отравлен!
– Успокойтесь, сеньорита, здешние дикари не применяют ядов. Возьмите гребки и постарайтесь помочь, если сможете. Надо удрать, пока эти негодяи снова не осмелеют. О, вы прекрасно стреляете!.. Спасибо!
– Но у вас кровь на куртке. Позвольте перевязать вам рану.
– Потом… Пусть течет… Скорее, сеньорита… Они могут снова появиться и засыпать нас стрелами.
Поняв, что гордого корсара не уговорить, и опасаясь, что людоеды появятся снова и прикончат раненого, девушка взяла гребки и стала помогать флибустьеру.
Страшно огорченная, Иоланда то и дело оборачивалась к корсару и озабоченно спрашивала:
– Может, отдохнете, сеньор Морган? Я сама погребу, я ведь когда-то плавала на шлюпке.
– Нет, сеньорита, скорее, скорее, – торопил ее Морган.
К счастью, река текла быстро, и беглецы плыли с большой скоростью. Это была даже не река, а лесная протока, катившая мутные, почти черные воды, насыщенные остатками гниющих листьев. Зажатая лесным массивом, она с трудом прокладывала путь под нависшим и совершенно непродуваемым зеленым сводом, в котором так пекло, что оба гребца чувствовали себя как в печке. Но лесная тень предохраняла их от солнечных ударов, столь частых в этих почти экваториальных районах, где людям приходится худо в пополуденное время.
Несмотря на потерю крови и жестокую боль от наконечника, застрявшего в ране, Морган не ослаблял усилий и ни на что не жаловался. Однако лоб у него покрылся холодной испариной, и он сжимал зубы, чтобы не застонать. Иоланда помогала ему изо всех сил. Она работала гребками и старалась удержать лодку на середине реки, но ее тревога росла при виде расползавшейся у ног флибустьера кровавой лужи.
– Стойте, сеньор Морган, – сказала она вдруг, чувствуя, что тот с трудом поднимает весла. – Вы хотите себя погубить! Позвольте мне вести лодку, перевяжите рану.
– Еще немного, – ответил Морган сдавленным голосом. – За нами виднеется озеро или лагуна…
– Прошу вас…
– Подождите…
– Тогда я приказываю.