Черный Корсар. Королева карибов. Иоланда, дочь Черного Корсара

Выбившийся из сил флибустьер перестал грести и зажал рану обеими руками.

Лодка в этот миг вышла в широкую лагуну, наводненную листьями муку-муку и ветками пушечного дерева с серебристо-белой гладкой корой. Направив лодку к ближайшему берегу, Иоланда посадила ее на илистую мель.

– Пойдемте, сеньор Морган, – сказала она ласково.

Качаясь, флибустьер встал.

– Проклятый наконечник не дает мне покоя, – пробормотал он, вытирая со лба пот.

Опираясь на палаш, Морган вышел на берег, но, оказавшись на суше, вынужден был опереться на девушку.

– Мой бедный друг, как вам, наверно, больно, – промолвила Иоланда.

– Все пройдет, – ответил флибустьер, глядя на нее полузакрытыми глазами. – Привяжите лодку, сеньорита… ее может унести… А Кармо?.. Где Кармо?..

Потом он резко согнулся и с глухим стоном повалился на землю.

– Сеньор Морган! – закричала Иоланда, бросаясь ему на помощь.

– Не пугайтесь, сеньорита, – ответил флибустьер. – У корсаров дубленая шкура.

21 Раненый

Река впадала в обширное озеро, или лагуну, усеянную илистыми островками, на которых пышно зеленели заросли бамбука, толщиной с человеческую руку, и мангового дерева с узловатыми корневищами, уходящими в воду.

Берега, довольно далекие, были покрыты непроходимой чащей деревьев, заполонивших все вокруг огромными листьями. Ни одна лодка не бороздила воды в проходах между листьями водяных растений, затянувших обширные участки водного пространства. Большими стаями летали зимородки, кулики и ciganas, разновидность фазанов, с трудом покидающих берега рек или болот.

Убедившись, что вокруг никого нет и что течение не унесет лодку, Морган расстегнул грубошерстную куртку и фланелевую рубаху и обнажил правое плечо, на котором зияла обильно кровоточащая рана.

– Мой бедный друг, – сказала Иоланда, с видимым состраданием взиравшая на рану. – Как вам, должно быть, больно!

– Дайте мне палаш, сеньорита, – попросил Морган.

– Что вы хотите делать?

– Расковырять рану и вынуть застрявший наконечник.

– Боже мой!..

– Это необходимо, сеньорита, иначе он вызовет опасное нагноение.

– Но это же очень больно.

– Я не впервые ранен стрелой. На берегах океана я удостоился еще одной. К счастью, здешние индейцы не имеют скверной привычки отравлять свои стрелы, иначе я давно бы уже отправился на тот свет.

– Подождите, сеньор Морган, – попросила Иоланда.

– Что вы хотите сделать?

– У нас нечем перевязать рану.

– Там растет дикий хлопок. На земле вы найдете коробочки с волокном. А для повязки хватит рукава от моей рубахи. Поспешите, сеньорита. Пора остановить кровь.

Девушка уже увидела куст, который рос в пятидесяти или шестидесяти шагах от берега, на опушке большого леса. Пока она бегала за волокном, Морган вытер палаш о подол рубахи и затем с поразительным хладнокровием медленно ввел его острие в рану. Разворотив ее, он нащупал нижнюю часть наконечника. Схватить и с силой выдернуть его из раны было делом одной минуты.

Однако несчастный почувствовал такую острую боль, что почти без сознания рухнул навзничь.

Когда девушка вернулась с пригоршнями, полными хлопка, Морган еще не пришел в себя. Он лежал на траве, полузакрыв глаза, бледный как смерть, с кровоточащей раной. В левой руке у него был еще судорожно зажат наконечник из шипа ансары, длиной с хороший палец, крепкий и острый, как стальная игла.

Увидев капитана в столь плачевном состоянии, Иоланда издала испуганный крик:

– Сеньор Морган! Сеньор Морган!

При звуке ее голоса флибустьер приоткрыл глаза и попытался встать, но не смог.

– Здесь, – показал он на рану. – Остановите… Жизнь уходит. Не пугайтесь…

Иоланда склонилась к нему.

Твердой рукой она очистила рану, из которой все еще текла кровь, осторожно соединила ее края, положила сверху горсть хлопковой ваты и, оторвав кусок шелкового платка, которым укрывала голову от солнечных лучей, перевязала, как смогла, рану.

Морган не издал ни единого стона, губы отважного морского рыцаря изображали, напротив, улыбку.

– Спасибо, сеньорита… – пробормотал он, глубоко вздохнув. – Вы перевязали… лучше, чем… врач…

– Очень больно?

– Пройдет… Я ослаб… от потери крови…

– Отдохните, сеньор Морган. Я присмотрю за вами.

Флибустьер кивнул и откинулся на траву.

Он чувствовал страшную слабость, в ушах не прекращался мучительный звон. Жар не заставил себя ждать. Щеки капитана запылали болезненным румянцем, дыхание стало хриплым.

Боясь, что солнце напечет ему голову, девушка срубила несколько листьев банана, воткнула в землю ручья и соорудила небольшой навес, чтобы укрыть флибустьера.

– Боже мой, боже мой! – шептала бедная девушка, сидя возле уснувшего корсара. – Был бы здесь Кармо. Неужели его убили? Что мне делать с раненым на этом озере?..

Морган начал бредить. С его уст, иссушенных первыми приступами лихорадки, срывались непонятные обрывки фраз. Он говорил о Тортуге, о своем «Молниеносном», вспоминал Пьера Пикардийца, Кармо. Внезапно до слуха девушки долетело имя, от которого она вздрогнула.