– Или все обрел, – задумчиво проговорил Гвидион. – И свою честь тоже. Мы воздвигнем могильник в память о нем. Ислимах будет лежать рядом, потому что они теперь вместе в том мире, откуда нет возврата. Погибшие воины Смойта тоже упокоятся с подобающей честью. И над могилой Морганта, короля Мэдока, мы воздвигнем могильник.
– Морганта? – спросил Тарен, обращая удивленный взгляд к Гвидиону. – Как может быть оказана честь такому человеку?
– Очень просто осудить зло явное, отделенное от всего, – ответил Гвидион. – Но, увы, во многих из нас хорошее и плохое тесно сплетается в причудливый узор, как нити на ткацком станке. И требуется гораздо большая, чем у меня, мудрость, чтобы судить человека.
Тарен все еще внутренне сопротивлялся такому решению Гвидиона. Тот понял это и терпеливо объяснил:
– Король Моргант служил Сыновьям Дон долго и преданно. Он был бесстрашным и благородным лордом, пока жажда власти не иссушила его сердце. В битвах он не единожды спасал мне жизнь. Это все к его чести и не может быть забыто или отвергнуто. Вот почему, – сказал он твердо, – я приказал чтить Морганта. Его – за то, чем он был. Эллидира – за то, чем он стал.
Тарен нашел своих друзей возле палатки Морганта. Благодаря неустанным заботам Эйлонви Гурги мало-помалу приходил в себя после страшного удара, полученного от стражника. Но выглядел он еще сильно помятым.
– Бедная, слабая голова разбита на маленькие дольки, а в каждой дольке по большой больке! – причитал Гурги, пытаясь улыбнуться Тарену. – Гурги опечален, что не бился рядом с добрым хозяином. Он бы когтил и крошил злых воинов! О да!
– Драчунов здесь было и так достаточно, – сказала Эйлонви. – Я нашла твой меч, – обратилась она к Тарену, протягивая ему оружие. – Но мне бы хотелось, чтобы Даллбен не давал его больше тебе. Каждый раз это приносит столько хлопот.
– Думаю, что наши трудные хлопоты окончились, – вставил Ффлеуддур, баюкая свою раненую руку. – Ужасный черный котелок лопнул благодаря Эллидиру. – Он печально вздохнул. – Барды станут петь о наших, как ты, Эйлонви, говоришь, хлопотах. И о его подвиге тоже.
– Мне наплевать на все песни бардов, вместе взятые, – проворчал Доли, потирая распухшие уши, которые постепенно стали приобретать свой естественный цвет. – Не желаю больше никаких затей, пусть даже придуманных самим Гвидионом, если мне еще хоть разок придется становиться невидимкой.
– Добрый старый Доли, – засмеялся Тарен, – чем больше ты ворчишь, тем больше, значит, доволен собой.
– Опять! Добрый. Старый, – проворчал карлик. – Знаем, слыхали!
Тарен заметил отдыхавших под дубом Колла и короля Смойта. Он направился к ним. Колл снял свой плотно пригнанный шлем, и обнажилась его весело поблескивающая лысина. Лицо Колла, испещренное синяками и ссадинами, лучилось доброй улыбкой. Он поднялся и положил руку на плечо Тарену.
– Не удалось нам встретиться пораньше, сынок, – сказал Колл, подмигивая. – Но подозреваю, ты был слишком занят все это время.
– Клянусь моим телом и кровью! – проревел Смойт, хлопнув Тарена по спине. – В прошлый раз ты выглядел ободранным кроликом. Теперь кролик исчез. Остались лишь кожа да кости! Ха-ха-ха!
Громкий скрипучий звук переплелся с хохотом рыжебородого короля. Тарен с удивлением обернулся и увидел стоящего в отдалении Гвистила, маленького, тщедушного и, как обычно, настороженного. На плече у него вертелась, подпрыгивала и радостно крутила головой ворона Карр.
– Опять ты, – пропищал Гвистил, уныло вздыхая, когда Тарен подошел к нему. – И не обвиняй меня в том, что случилось. Я предупреждал. Однако что случилось, то случилось, и не стоит об этом вспоминать. Но я не виноват.
– Хватит притворяться, Гвистил из Дивного Народа, – весело сказал Тарен. – Больше ты меня не проведешь. Я знаю теперь, кто ты и какую доблестную службу сослужил нам.
Карр томно закаркала, когда Тарен погладил ее твердые перья и почесал у нее под клювом.
– Посади ее себе на плечо, – сказал Гвистил. – Именно этого ей хочется. Она твоя.
Ты получаешь ее в подарок с благодарностью от Дивного Народа. Потому что и ты нам сослужил добрую службу. Нам было очень тревожно, пока Крохан где-то затаился и ждал своего часа. Ну же, снимай ее, она твоя, – грустно вздохнул Гвистил. – Жалко расставаться, но она полюбила тебя. Это правда. Отныне я перестану держать у себя ворон, всех их перестану приваживать. Одно расстройство.
– Таррен! – прокаркала ворона.
– Но хочу предупредить тебя, – добавил Гвистил, – поменьше обращай внимания на ее болтовню. Чаще всего она каркает лишь для того, чтобы послушать саму себя. С некоторыми людьми это тоже бывает, как я заметил. Так что не слушай. Нет в том никакой пользы. Никакой.