Черный козерог

Ужасная атака собак возвестила о нашем прибытии. Выскочили люди, которые, казалось, обрадовались нам, что нас удивило. Лесным маши правилось принимать своих братьев — водных маши. Женщины целовали ладони наших носильщиков. Мы рассчитывали на такую же нежность, но вместо итого — может быть мы их напугали? — нам дали только молока, яиц да сухих веток для костра. Наши парни, несмотря на расположение к ним местных жителей, великодушно согласились разделить ночлег с нами. Завтра начиналось неведомое.

ГДЕ САМЫЙ ЛУЧШИЙ БЫЛ САМЫМ БЕДНЫМ

Нашей целью, о которой мы не сказали Мванавине, было выяснение пути мамбукушей, убежавших примерно в 1800 году из каравана рабов, который вели баротсе по берегу Замбези. Было бы неразумно объявлять королю, что нас интересует судьба побежденных, убежавших от его предка-рабовладельца. Не менее затруднительно было бы исхлопотать в Лиссабоне разрешение на право въезда в Южную Анголу — «край света», по португальскому выражению.

Но этот эпитет — «край света» — позволял предположить, что там, на границе со спокойным, далеким тогда от театра военных действий Югом, никакого надзора не будет, или почти не будет. Так и оказалось на самом деле: мы увидели мундиры солдат колониальных войск только в самом конце путешествия по Анголе, уже выходя к Окаванго!

Начиная со второго дня пути мы встречали селения мамбукушей; эти деревин, огороженные примыкающими друг к другу кольями, я легко узнавал, так как был знаком с подобными селениями в другом районе — в Северной Калахари.

Безумные Йея

После многих изнурительных дней пути наш отряд остановился в виду холма Йея, откуда навстречу нам хлынула дюжина одержимых.

Их возбуждение и говорливость не были вызваны вашим приходом. Но чем же тогда?

Мы стоически выдерживали пулеметный обстрел словами, которых не понимали. Наконец, самый высокий и самый седой (возможно, вождь общины) вышел вперед. Его длинные усы падали двумя запятыми в углы рта, край верхней губы был выбрит. Оглушительным голосом он закричал: «Добро пожаловать! Устраивайтесь! Выпьем!»

Слово «выпьем» нам все объяснило: эти люди, очевидно, все послеполуденное время пили пиво — марово. Поэтому они и были такими крикливыми. Увидев, что мы приняли приглашение устраиваться и разбили под деревом лагерь, они поспешили продолжить свои возлияния.

Мужчин сменили дерзкие женщины. Бахус захватил в плен их мужей. Может быть, они надеялись хорошо провести время с нами? Заметив более серьезных девушек, носивших воду из какой-то лужи, мы попросили у них воды, для того чтобы совершить свой первый туалет за ширмой из одеял, растянутых нашими людьми.

Освежившись, мы решили нанести вождю визит вежливости. Полный комплект давешних крикунов окружал кувшин с мирово и одуревшего пятидесятилетнего человека, беспрерывно наполнявшего чашу.

Было бы неприлично отказаться от нескольких полных до краев стаканов. Дрянное пиво марово опьяняет только в больших дозах, а мы от таковых отказались. Мы добрались до своего дерева я час спустя во всю храпели.

Проснулись среди ночи. Наши проводники, чрезвычайно обеспокоенные, бормотали, что «там дерутся»… На пригорке, со стороны хижины, в которой шел пир, раздавались крики, и жестикулирующие силуэты мелькали перед соседним костром.

Вдруг кучка людей устремилась в нашем направлении, как и в момент нашего прибытия, но на сей раз это было опасно. Один детина, держа в руках длинный нож и отчаянно крича, преследовал противника; его самого преследовали, стремясь обезвредить.

Наши постели остановили людскую волну. Три геркулеса толкнули в спину одержимого, им удалось вырвать у него клинок. О, короткая память пьяных! Обезоруженный, безумец забыл свою ярость. И размахивая руками, враги и усмирители поспешили утопить инцидент в марово.

Успокоенные, мы опять заснули, потому что новое угощение пивом повергнет этих безумцев в беспробудный сон.

У онамбо есть мера предосторожности: во время застольного веселья всех лишают кинжалов. Она была бы полезна и у мамбукушей…

Хорохорящийся помещик

Хатвина — царек Либебе…

На биваках мамбукуши нам прожужжали уши этим именем! На окраине Анголы у племенных вождей еще остался их вековой престиж…

И вот наконец начался домен владыки. После бесконечных застойных прудов с юркими пиявками — струящаяся вода. Река Луэнге. За ней — резиденция, отличающаяся от обычных деревянных краалей. Вокруг нее никакой защитной ограды: может быть, слава Хатвины обеспечивала ему безопасность? Три квадрата легкой тростниковой изгороди окаймляли большую площадь.

Прежде чем мы успели стряхнуть дорожную пыль, из-за изгороди вышла ошеломляющая процессия. Во главе царственно шагала тучная матрона, за нею — двадцать женщин, одетых, как и она, только в черные мини-юбки. Царственная госпожа, сестра Хатвины, потрудилась принять нас, пока он временно отсутствовал. Ведь в ее жилах текла королевская кровь, тогда как супруги ее брата таковой не имели. Она была его заместительницей и командовала его гаремом.