Черный козерог

Больше всего привлек нас лагерь Шингвидзи, потому что он самый удаленный и его менее всего посещают. Мы пообедали там с Жубером, слушая его истории. Лампа на нашем маленьком столике выхватывала из темноты тесный круг. Глаза импал бороздили мрак двумя блуждающими огоньками. Животные, которых человек фотографирует днем, приходят ночью в свою очередь посмотреть на людей, проявляя любопытство к его странному для них поведению…

После первых ливней появилось множество цветов, причем столь же быстро, как они растут в кинофильмах благодаря чудесам замедленной съемки. Мы вдыхали их запахи, оживленные свежим воздухом. Малюсенькая ночная обезьяна, прыгавшая с ветки на ветку, упорно разглядывала нас с высоты дерева, где она вы давала себя только фосфоресцирующими зрачками. Но она не соизволила спуститься и разделить с нами яйца и ветчину…

Звуки подлинной Африки прерывали слова Жубера: сухой кашель импалы, львиный рык (лев тоже собирался закусить), призывы слоновьих труб. А от реки поднимался привычный шум спящих вод.

Тобиаса в этот самый вечер особенно лихорадило; после обеда он обследовал Шингвидзи, найдя многочисленные доисторические обломки. В раю жпвотных он встретил древнего человека… и он приходил в отчаяние, что необходимо бросить археологические раскопки, чтобы следовать за мной в Мозамбик, куда я торопился.

На следующий день ван дер Схюфф проводил нас до самого крайнего лагеря на севере, Пунда-Милпя, что означает на суахили «полосатый осел», где, попрощавшись с ним, мы продолжали путь на северо-восток, к пограничному посту Пафури.

«Авангардист»

Почти ничего не было видно. Дорога поднималась довольно круто, так как этот северо-восточный уголок Трансвааля поднят на сотню метров относительно низкой северной части парка Крюгера. Мы взбирались на маленький выступ, окаймляющий излучину Лимпопо (граница Родезии), перед спуском в Мозамбик.

В уединении, вдали от лагерей отдыха и постов охраны там живет Мокфорд, занимающий должности наблюдателя, полицейского, таможенника и… еще одну, о которой я расскажу позднее.

Над небольшим домиком Мокфорда буйно нависают густые ветки деревьев, а вокруг яркая оргия разнообразных цветов.

Он принял меня, не проявив никакого удивления. Уже долгое время ничто больше не удивляло этого человека. Чтобы посмотреть, кто же все-таки прибыл, он направил мне в лицо электрический фонарь, затем предложил стул под раскидистым деревом и приказал «бою» принести плоды папайи.

При слабом свете из окошка я различил молодое загорелое лицо Мокфорда. Этот родившийся в южном полушарии англичанин говорил мало. В самом начале нашей беседы он поставил свои стакан пива на стол, сорвал с крюка ружье, проворно зарядил его, подложил свои фонарик под цевье и навел его вместе с оружием на листву нашего дерева.

Прогулка светового луча была короткой; я увидел то, что он услышал: медленно, очень медленно вдоль ветки скользила змея к загипнотизированной птичке. Раздался выстрел. Рептилия упала, разорванная надвое, а разбуженная выстрелом птица улетела.

— Вам приходилось так? — спросил он меня.

— Да, когда в центре Калахари одна из этих мошенниц повисла у меня над головой. Но у вас чертовский нюх!

— Необходимость! Моя собака погибла из-за змеи. Бедный Дик! Теперь я одни. И даже нельзя спокойно выпить на холодке…

— Вы скучаете, хотя бы иногда?

— Нет. Дел много. Половину времени меня здесь не бывает. Я набираю добровольцев в шахты: в парк, в Мозамбик и в Южную Родезию, на левый берег Лимпопо, где на триста лет раньше я был бы конкурентом для Мономотапы… Правда, короли этого государства захватывали рабов, я же — нет! Я предлагаю хорошую зарплату и «прекрасное путешествие в глубь земли» — решающий аргумент.

Он произнес «Мономотапа», и это название дало нам интересную тему для беседы. Это старое царство, не имевшее точных границ, в самом деле покушалось на территорию за рекой Вааль, когда республике не хватало рабочих рук, тоже для золотых рудников. Поэтому Мокфорд и говорил о конкуренции, которую бы он составил, если бы жил в семнадцатом веке…

Перед тем как повести читателя дальше на восток, я должен сообщить, чем было это знаменитое негритянское феодальное государство, процветавшее семь веков и навсегда исчезнувшее.

БЛИЗКАЯ И ЗАМАНЧИВАЯ МОНОМОТАПА

В империи шона издавна добывали много золота. Этот благородный металл, а также слоновую кость и рабов продавали на рейде Софалы или в устье Сави. По одной из главных дорог империи (и прошел по ней в 1966 году) доставляли взятых на реке Лимпопо рабов к большому торговому перекрестку — слиянию Лунди и Сави.

Могущество шона, хозяев золота, началось по меньшей мере в XII веке. При переселении племен тсвана, нгони, венда, ндебеле с севера на юг они пересекли территорию империи шона — Мономотапу и видели золотые рудники. Может быть, это смутное воспоминание и гнало лотом на завоевание Севера Чаку, Моселикатсе, Звиде, Звангендебу?