Черный лебедь

Ее отстраненная улыбка и та изящная ловкость, с которой она управлялась с сервировкой, свидетельствовали о высокой профессиональной выучке.

— Я все знаю о тебе, — сказал Эмилиано, когда стюардесса ушла.

— Послушаем, — подстегнула я.

— Диплом с отличием филологического факультета. Принята в издательство корректором. Краткая стажировка в отделе документации. Через шесть месяцев редактор в «Универсо Донна». Через год перешла в «Оридзонти» с повышением. После курсов повышения квалификации специальный корреспондент. Продолжать? — спросил он.

— Давай, — с вызовом сказала я.

— Ты была специальным корреспондентом вплоть до дня твоего увольнения. В прошлом, — продолжал он, — у тебя был роман, довольно серьезный, но не очень пылкий, с архитектором Джованни Полетти, консультантом одной нашей книжной серии. Ты бросала его и снова сходилась с ним пару раз. Потом связалась, но тоже не слишком прочно, с Арриго Бьонди, фотографом из «Оридзонти». Потом, примерно год, не встречалась ни с кем. Некоторые ухаживали за тобой, но не добивались успеха.

Я вспыхнула от унижения и злости.

— Досье собрано по всем правилам. — Я вырвала свои руки из его рук с энергией и силой, на которые не считала себя способной. — Значит, твои информаторы следили за мной даже в спальне, — рассердилась я.

— Эмилиано примирительно улыбнулся.

— В твоем случае они ограничились поверхностным наблюдением. Не верится, что я разговариваю с журналисткой, которой должны быть известны некоторые механизмы добывания информации.

— Гнусные, подлые! — вспылила я. — И коварные, — добавила я, пока он молча наливал мне выпить.

— Ты и вправду не знала, что многие фирмы заводят досье на своих служащих? — удивился он.

— Я считала это полицейским методом, давно вышедшим из употребления, — сказала я.

Эмилиано разразился смехом.

— Тогда они правильно сделали, что уволили тебя, — шутливым тоном сказал он. — В мире, построенном на вымогательстве и шантаже, определенная информация является необходимой. Я лично приказал убрать подслушивающие устройства из моего кабинета, но не уверен, что они не установлены в других помещениях нашего издательства. Таков мир, в котором мы живем, таковы правила игры, в которую мы играем.

— Постыдные правила, — обрушилась я на него.

— Не стану спорить, — согласился он. — Это, однако, не меняет существа дела.

— Уверена, что именно твои сестры заправляют этим деликатным отделом, — с презрением заявила я. — Если это вообще не их изобретение.

— На этот раз должен тебя разочаровать, — сказал он. — Идея принадлежала отцу. Он считал, что его издательство — это одна большая семья, где не должно быть секретов.

— Свои, тем не менее, он крепко держал при себе, — ядовито заметила я.

— Полагаю, что да, — согласился Эмилиано.

Самолет пошел на посадку и через десять минут приземлился. В стороне от летного поля нас ожидал роскошный лимузин. Было четыре часа пополудни.

— Думаю, мы больше никогда не увидимся, — сказала я, направляясь к стоянке такси.

Я чувствовала себя уязвленной, разъяренной этим грубым вмешательством в мою личную жизнь.

— Мы еще увидимся с тобой, Арлет. И намного раньше, чем ты воображаешь, — пообещал Эмилиано.

Он повернул меня к себе и крепко поцеловал, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей, поцеловал так нежно и настойчиво, что у меня захватило дух.

— Отвези синьору домой, — приказал он шоферу.

Улыбнулся мне и добавил:

— А я возьму такси и поеду в издательство. Отдыхай. В восемь я за тобой заеду. Поужинаем вместе.

— Меня не будет дома, — солгала я в попытке вернуть хоть часть своего достоинства.

— Держу пари, что будешь, — возразил он, продолжая улыбаться.

И тут лицо Эмилиано расплылось и странным образом превратилось в лицо моей матери, которая, склонившись, нежно смотрела на меня.

— Час, — прошептала я, едва улавливая звук своего голоса.

— С возвращением, — сказала она.

— Что со мной? Где я была?

— Ты была в коме целых две недели. Сегодня ровно четырнадцатый день.

— Что со мной произошло? — спросила я.

— На тебя наехал грузовик. Возле нашего дома. Помнишь?

— А Эми? Где она? — спросила я, боясь, что с ней что-то случилось.

— Она дома. С ней все в порядке.

— А я где?

— В больнице.

— У меня страшно болит голова, — сказала я. — Твой голос доходит до меня как сквозь вату, точно у меня уши заложены.

— У тебя действительно ватные тампоны в ушах, — объяснила мать. — У тебя был воспалительный процесс, но он уже уменьшается. Но пока что ты должна набраться терпения. Худшее уже позади.

Понадобилось еще несколько дней, чтобы головная боль стала терпимой. Половина лица у меня была парализована, и меня кормили через зонд. Глаза опухли, рот был слегка перекошен.

— Вы поправляетесь прямо на глазах, — бодро утешил меня главный врач, который лично наблюдал за моим состоянием. — Понадобится еще физиотерапия, сделаем некоторые анализы, но вы вне опасности. А через пару недель и лицо придет в норму. — У него был уверенный вид человека, который знает, что говорит.

— Спасибо, профессор, — сказала я.

— Благодарите своего ангела-хранителя. Из таких ситуаций выходят живыми лишь чудом.