Черный лебедь

Двое остановились в трех-четырех шагах от меня. Третий, самый хлипкий, но самый наглый из всех, приблизился ко мне. От него пахло дорогим, наверняка заграничным, одеколоном, а дефицитная дубленка наводила на мысль, что сей паренек имеет какое-то отношение к современной советской элите. На ту же мысль наводила и «Волга». Да и прибывшие с ним молодчики были одеты не хуже. И на их лицах улыбки уверенных в своей безнаказанности барских сыночков.

— Ну что, давай знакомиться? — презрительно усмехнулся парень. — Игорь меня зовут.

Почему-то именно так я и подумал. Слишком хороша была Майя, чтобы брошенный ею кавалер сдался без боя.

— Думаю, что ты знаешь, как зовут меня, — ему в тон сказал я.

— Знаю, Сева. Я все про тебя знаю. Только не знаю, чего такого Майка в тебе нашла.

Он допустил ошибку, которая стоила ему потерянных очков в игре против меня. Я совершенно не боялся этого барчука, поэтому не стал скрывать возмущения, которое вызвали во мне его слова. И так резко подался вперед, что Игорь невольно попятился задом.

— Майка — это то, что на тебе! А ее Майей зовут! Понял, урод!

За такое оскорбление Игорь должен был или ударить меня, или спустить с цепи своих псов. Но он не сделал ни того ни другого. Испугался.

— А ее зовут Майя! Ты слышишь — Майя! — продолжал наседать я.

— Слышу, — обескураженно пробормотал Игорек.

— Короче, что тебе надо?

Я уже понял, что драки не будет. Не такой уж я хилый на вид, чтобы во мне можно было увидеть слабого противника. Рост — метр восемьдесят четыре, в плечах — если образно, то косая сажень, а если реально, то как минимум треть от этой величины. Двести сорок восемь сантиметров делим на три — не так уж это и мало. И шея мощная, ведь я в свое время не только дзюдо занимался, но и греко-римской борьбой.

— Майю надо оставить в покое, — собравшись с духом, выдавил из себя Игорек.

— Согласен, — усмехнулся я. — Ты ее в покое и оставишь.

— Ты оставишь!

— С какой это стати?

— Я заплачу. Три тысячи рублей, это большие деньги.

Деньги действительно большие, мама за год столько не зарабатывает. Но такой вариант совершенно неприемлем. И я захотел объяснить это Игорьку, но не на словах. Резко схватил его за ворот дубленки и провел подсечку. Все произошло так быстро, что он не успел сгруппироваться. Даже мышцы не успел напрячь в ожидании удара, что и спасло его от травмы тела. Но, похоже, он повредился головой.

— Гаси его! — поднимаясь на ноги, крикнул он.

Но его дружки были такими же изнеженными барчуками, как и он сам. А потому рисковать своими холеными мордашками не захотели. И вместо того чтобы атаковать, молча забрались в машину. Игорек тоже решил, что надо уносить ноги, и сел за руль. Но на прощание успел бросить:

— Мы еще посмотрим, кто кого!

Но этот выпад я расценил как истерический визг побитой шавки.

4

Майя закружила мне голову, и в этой круговерти я совсем выпустил из виду Женю. И забыл о поводе, на котором собирался к ней подъехать. Но Женя сама подошла ко мне. Февраль месяц, снег, мороз, главная аллея студенческого парка, по которой из учебного корпуса я шел в здание общежития. Холодно, а на мне только тонкая болоньевая куртка — и та нараспашку. И шапки нет. А в общаге так тепло.

— Всеволод! — окликнул меня знакомый голос.

Я остановился, обернулся. Так и есть. Женя. Белая пуховая шапочка с забавными бубонами на длинных нитках, на щечках веселый румянец. Но на губах вымученная улыбка, в глазах плохо скрытая тоска.

Я сразу понял, что остановила она меня не просто так. Понял, что разговор не будет коротким. А на холоде мерзнуть не хотелось. Поэтому я проявил вольность по отношению к ней — самоуверенно обнял одной рукой за плечи и повел за собой в общагу. Так же, как и Майя, она была городской и жила дома с родителями. Но в общагу пошла. А что здесь такого? Не в публичный же дом идем. Действительно, общага резко отличалась от борделя. Но вовсе не в силу прочных моральных устоев населяющего ее народа. Упадок нравственности здесь угадывался так же легко, как в Европе — смердящий дух загнивающего капитализма. Но любили здесь не за деньги, а по взаимному согласию. А какие страсти тут бушевали! Та же Люська крутила здесь роман за романом. Сначала Макар, затем Санька с третьего курса, затем еще кто-то. И, конечно же, все по большой любви. И я бы, пожалуй, зарядил в глаз любому, кто сказал бы, что Люська распутница. Нет, она всего лишь дитя своего времени, прямо со школьной скамьи угодившее в бурлящий водоворот студенческих страстей.

Несколько раз в студенческих коридорах я видел Женю и Люську вместе. Если девчонки дружили, то у них не должно было быть секретов друг от дружки. Значит, Женя должна была понимать, как опасно непорочной девушке оставаться наедине с прожженным обитателем студенческой общаги. Но тем не менее она смело зашла в мою комнату. И ничуть не смутилась, когда я стал снимать с нее пальто. А ведь я мог продолжить процесс раздевания хотя бы в силу дурной привычки. Тем более что Женя мне нравилась, несмотря на мое серьезное отношение к Майе.