Черный лебедь

Я не знал, сколько стоят на черном рынке золотые червонцы царской чеканки. Зато примерно представлял, сколько стоят сорок-пятьдесят килограммов золота — именно столько весил мой рюкзак, и это без учета веса ларца, который я нес домой в бауле, сооруженном из палатки. А это еще килограммов пять. И там не только золото — там жемчуг, там бриллианты. Плюс ко всему историческая ценность. Но фамильные драгоценности мы с мамой продавать не будем. Я так решил, а она наверняка поддержит. А монеты можно пустить в ход. Скорее всего, они стоят гораздо больше, чем нужные мне пятьдесят тысяч долларов.

— И куда все это девать? — спросила мама.

— В рюкзак и на балкон.

Еще в десятом классе я соорудил полки и антресоли на балконе. Зимой там будет холодно, но золото мороза не боится. Ни мороза, ни воды. Только злых людей оно боится. Но никто не знает про «манну небесную», свалившуюся на нашу с мамой голову. И никто не будет искать у нас в доме сокровища.

— А ты уверен, что это надежно? — спросила мама.

— Уверен. Если Лене ничего не говорить.

Лена еще молодая, может сболтнуть лишнее по глупости. Ей лучше оставаться в неведении. За себя я был уверен. Уж точно никому ничего не скажу. За маму вообще беспокоиться не надо. Сколько лет она хранила тайну, столько же будет хранить ее и дальше.

— Не скажем. А дальше что со всем этим делать?

— Червонцы продавать надо.

— Где?

— Вопрос, конечно, интересный. В Москву надо ехать. Там потихоньку сбывать. Здесь лучше не светиться.

— А ты у меня конспиратор, — улыбнулась мама.

— Хочешь жить — умей вертеться.

Я хотел жить. И хотел жить хорошо. Возможно, я смогу выручить намного больше денег, чем требуется на пластическую операцию. Тогда я открою свое дело. Открою швейную мастерскую, джинсовые костюмы буду штамповать. Людей буду одевать, а заодно богатеть. Состоятельным человеком стану. И уважаемым. Квартиру большую в центре города куплю, машину дорогую. И пусть тогда Майя кусает локти.

Только мы с мамой спрятали наши сокровища, как в дверь позвонили. Я решил, что это Лена, пошел открывать. Вид у меня не очень. Слипшиеся волосы, грязная потная одежда. Разве ж сестра меня за это осудит?..

Но вместо ожидаемой Лены я увидел совсем другую девушку. Взрослую и по-взрослому красивую. Модная, эффектная, но вовсе не вульгарная. Это была Женя. Стоит, смотрит на меня, поджав губы. В глазах слезы. Я так растерялся, что не предложил ей войти. Стою истуканом, смотрю на нее ошалело. И она на меня смотрит. Так бы и стояли, если бы не мама.

— Женя!

Она подвинула меня в сторону, протянула к ней руку, приглашая в дом. Закрыла за ней дверь, провела в комнату.

— Ой, совсем забыла! Мне к одному человеку надо.

Мама ушла, а мы с Женей продолжали смотреть друг на друга. Я все ждал, когда в ее глазах появится омерзение или хотя бы брезгливость. Но ничего подобного.

— Давно вернулся? — наконец спросила она.

— Не очень.

— Отец мне звонил, сказал, что ты у него был. Меня искал?

— Э-э… Ну.

— Он говорил, что ты про усадьбу спрашивал. Но я-то знаю, что ты меня искал.

— Я не хотел тебя искать, — покачал я головой.

— Почему?

— Сама видишь, почему.

— Не вижу.

— Война меня изуродовала.

— Это ты о своих шрамах? — нежно улыбнулась она.

И так же нежно провела пальцами по глубокой борозде от глаза до губы.

— Дурачок. Нашел чего стыдиться. Шрамы украшают мужчину.

— И пугают женщин.

— Может, кого-то и пугают. Но только не меня. Я все знаю.

— Что ты знаешь? — не понял я.

— Ты с Майей разошелся. Ты же не сказал отцу, где тебя искать. Я к ней домой ходила. Ее мама мне все сказала. Не думала я, что она такая подлая.

— Она не подлая, — покачал я головой. — Просто она узнала, что мы с тобой тогда, в поезде… Я говорил тебе про ее соседку. Тайное стало явным, и она меня бросила.

— Измена — это предлог. Да и какая это измена, если она тебя у меня украла. Но ты не думай, я ее не осуждаю. Бог ей судья, а мне главное, что ты вернулся. К ней возвращался, а вернулся ко мне.

— Но ты замуж выходишь.

— Кто тебе такое сказал? — весело и звонко рассмеялась она.

Как будто колокольчик счастья зазвенел.

— Твой отец.

— Слушай его больше! Ну, есть у меня мужчина. Но я тебе уже однажды говорила, что ради тебя брошу кого угодно. Ты только позови!

— Я бы позвал. Но не могу. Я инвалид, у меня стеклянный глаз.

— Да хоть пусть все будет стеклянным. Иди же ко мне!

Женя потянулась ко мне и впилась в губы жадным поцелуем. Это могло бы показаться естественным, если бы эти губы не были изуродованы войной, если бы мой рот не был напичкан ужасными железными зубами. Но Женя как будто ничего не замечала. Сначала мы целовались, затем переместились в спальню, которая закрывалась на замок. Пусть приходит мама, пусть приходит Лена, нам было все равно. Пусть все знают, что мы снова вместе.