Мама вернулась через два часа. Вместе с Леной. К этому времени мы с Женей уже вернулись в гостиную, взявшись за руки, сидели на диване. Я смотрел на ковер, на котором совсем недавно лежали добытые мною богатства, и думал о том, что Женя для меня гораздо большее сокровище, чем все злато мира. Счастье, которое испытывал я в тот момент, невозможно было купить ни за какие деньги.
— Голодные, наверное? — радостно улыбнулась мама. — Подождите немного, я сейчас.
Она скрылась на кухне, но Лена осталась на месте.
— А как же Алла? — удивленно спросила она.
— Какая Алла? — не понял я.
— Ну я же говорила. Ты ей нравишься.
— Я думал, ты пошутила.
— А ну-ка, а ну-ка, что там за Алла?
Женя возмутилась скорее в шутку, чем всерьез. Нечего ей бояться какой-то Аллы, если она знает, что во всем белом свете для меня не было дороже человека, чем она.
— Одноклассница моя. Сева ей нравится.
Лена продолжала глупить. А мне пришлось оправдываться.
— Я эту Аллу в глаза не видел.
— Она красивая. Так что, мне сказать ей, что ей ничего не светит?
— Можешь идти прямо сейчас, — сказал я.
— И скажи, что твой брат уже занят, — добавила Женя.
И влюбленно посмотрела на меня. Я был занят ею. И одна только мысль об этом возносила меня на самую вершину блаженства.
— Да ну вас! — махнула рукой Лена и вышла из комнаты.
— Красивая девчонка, — сказала Женя.
— Клянусь тебе, что я даже не видел эту Аллу!
— При чем здесь Алла? Я про Лену говорю. Красивая у тебя сестра.
— Графиня Сокольская как-никак, — улыбнулся я.
— Да? Я как-то не подумала, — улыбнулась она. — Скажи, если я замуж за тебя выйду, то могу называться графиней?
Конечно же, я понимал, что Женю совершенно не волнует графский титул. И если она захочет выйти за меня, то вовсе не потому, что я по праву могу считаться графом Сокольским. Могу считаться, но не считаюсь. И не буду считаться, потому что мне совсем не хотелось никому ничего доказывать.
— Можешь.
— Тогда я жду от тебя предложения руки и сердца.
— Шутишь?
— Ну как бы тебе сказать… И шучу, и нет. Я бы хотела стать твоей женой. Только не подумай, что я напрашиваюсь. Думаешь. Ну и думай. Мне все равно. Ты только не бросай меня, ладно?
— Ни за что на свете!
Поддавшись нахлынувшим чувствам, я крепко-крепко обнял Женю. Она не хотела, чтобы я ее бросал, а я очень-очень боялся ее потерять.
— Я был бы счастлив сделать тебе предложение. И если бы я знал, что ты действительно этого хочешь.
— Хочу ли я? Да я столько лет мечтаю об этом!
Я готов был прямо сейчас сделать ей предложение, но хотелось бы, чтобы это произошло в более торжественной обстановке. И тут меня осенило.
— Ты побудь здесь, я сейчас.
Я обещал себе, что никому не расскажу о найденных мною сокровищах. Только я должен был знать о них и мама. Но я же не знал тогда, что в мою жизнь ворвется Женя. А ей я мог доверить любой секрет. Мама меня поймет и не осудит. Я же видел, ей очень хотелось, чтобы у меня с Женей все сладилось.
Я закрылся на балконе, вытащил из-под груды хлама ларец. Мне очень понравился старинный перстень с витой двойной шинкой и темно-зеленым изумрудом в форме квадрата. Знать бы историю этого перстня. Но у мамы об этом спрашивать бесполезно. Темный лес. Бабушка бы рассказала, но ее нет. Никого нет, кто мог бы меня просветить. Да и какая разница, что за история у этого перстня была. Главное, что для него теперь начинается другая, новая история.
Когда я покинул балкон, Женя вместе с мамой хлопотала на кухне, о чем-то болтала с ней. Впрочем, я догадывался, о чем они могли разговаривать.
Я окликнул Женю, вместе с ней уединился в гостиной. Нежно взял ее за руку, опустился перед ней на одно колено и попросил стать моей женой. Конечно же, я понимал, какой идиотский вид при этом имел. И чтобы не усугублять ситуацию, поторопился надеть перстень на безымянный палец ее руки.
— Ой, что это такое? — встрепенулась она.
Улыбка сошла с ее лица, но восторг в глазах только усилился.
— Перстень. В знак моей любви, — промямлил я.
— Но это же очень дорогой бриллиант!
— Изумруд, — поправил я.
Но Женя не приняла поправку.
— Ты не понимаешь, бриллиант — это совсем не обязательно алмаз. Это огранка такая. Старинный перстень. Ой, а это не из ваших старинных реликвий?
— Угадала!
— Тогда я не могу это принять.
Она с явной неохотой сняла перстень с пальца и протянула его мне. Разумеется, обратно я его не принял.
— У нас еще много, — ляпнул я.
— О! Так вот куда подевались фамильные драгоценности! — расплылась в улыбке Женя. И, спохватившись, добавила: — Может, я что-то не то сказала?
— Все то. Это фамильные драгоценности. И если ты согласна принять мою фамилию, то этот перстень принадлежит тебе по праву.
Слышала бы это моя мама. Но, к счастью, она слишком занята была ужином. Или просто не хотела нас беспокоить. Впрочем, мне все равно было, что скажет мама. Тем более что ничего плохого она сказать не могла.
— Согласна ли я? Ну, конечно же согласна!
На радостях Женя повисла у меня на шее, согнув в коленях ноги. И меня радовала мысль, что мне суждено нести по жизни эту драгоценную ношу.
6