Черный лебедь

— Надеюсь, ты не думаешь, что это от того, что я мало о тебе думаю? Давай напомню, когда у нас с тобой было время поговорить. Только в Кинешме, где я был уверен, что придется похоронить свою любовь, поэтому не хотел выпытывать у тебя ничего. А здесь… ну прости.

— Прощаю, — с печальной улыбкой ответила девушка. Она и сама понимала правоту Глеба. — Моя мама помешана была на балете. И ее фамилия была Павлова. Выйдя замуж за папу, она категорически отказалась менять фамилию. Она мечтала стать второй Павловой, поэтому рождение ребенка было для нее катастрофой. Она хотела сделать аборт, потому что карьера, наконец, пошла в гору и ей светила партия Черного лебедя. Я не была запланированным и долгожданным ребенком, — тяжело вздохнула Анна. — Но папа был категоричен. И мама отказалась от балета сначала на время беременности, а потом навсегда. Из-за болезни. И тогда ею овладела идея фикс — сделать звезду из меня. И все время, пока не было обострений, она фанатично таскала меня на занятия. Попадая в клинику, она забывала обо всем, кроме моего балета.

Штольцев сглотнул ком, предательски выросший в доли секунды в горле. «Наверно, тут-то собака и порылась», — подумал он. Ведь балет — это страсть, это своего рода и есть сумасшествие — отказываться от всего, претерпевать лишения только ради того, чтоб блистать в слепящих лучах софитов. А как же Анна безропотно, словно одним росчерком пера, отмахнула часть своей жизни? Вернее, всю жизнь, бывшую до него. Ради него? Сердце забилось часто, будто пытаясь отогнать кошек, явно намерившихся поскрести когтями его тонкую и, как оказалось, ранимую структуру. Он не хотел, чтобы она жертвовала частью своей души. Голова шла кругом. Мать Анны отказалась от сцены, возможно, это и было травмирующим фактором. Аня сама решила заняться детской школой — ведь балет — то ей фактически навязали. С детства у нее не было выбора, а эта старательная девочка, пытаясь заслужить любовь матери, усердно становилась лучшей. Кровь, мозоли, постоянная боль — и все это ради реализации материнских амбиций. Бедная! Глеб трепетно прижал ее к себе, роняя невесомый поцелуй на ее упрямую и такую трогательную макушку.

— Аня, не у всех в детстве получается быть любимым и избалованным ребенком. А так бы ты на меня и внимания не обратила. Давай, дальше, — подбодрил он, ласково поглаживая ее по плечу, проведя тыльной стороной ладони по шее. И понимая, что разговор теряет свою нить, убрал руку на талию. Хотя и это помогало мало. Близость любимой кружила голову. — Продолжай, — выдохнул он.

— Я не все знаю, но по отрывкам разговоров я поняла, что после родов маме начали видеться черные лебединые перья. Она кричала, плакала, и тогда ей делали уколы, и она успокаивалась. Потом снова. К тому же я ее раздражала. Она кричала папе, что ужасные растяжки никогда не исчезнут.

— Милая, а кто назначил ей уколы? Что значит — виделись перья?

— У папы был друг, врач — психиатр и по совместительству — семейный доктор.

— Почему был?

— Они с папой рассорились.

Штольцев недоверчиво посмотрел на девушку. «Стесняюсь сказать, но меня терзают смутные сомнения». Хотя у него самого чисто случайно подруга — невропатолог, и почему бы Виктору Ивановичу не иметь друга — психиатра… Но все равно ему не нравилось такое совпадение…И мелькнув в мозгу, эта мысль начала нагло в него вбуравливаться.

— А где он сейчас?

— Я не знаю. Долгие годы, пока мама не стала проводить большую часть времени в клинике, он был частым гостем.

— Анечка, я думаю, нам нужно в Италию — решить вопрос с твоим наследством и с тещей пора познакомиться. И вообще, давай договоримся. У нас нет никаких проблем. Есть вопросы, которые нужно решить.

Анна нерешительно посмотрела на своего мужчину. В его устах трагедия, которая ей грозит, выглядела просто одной из задач, которую нужно решить. Не всегда же бросают мужья своих жен, которые попали в беду. Взять хотя бы Эдит Пиаф — ее возлюбленный был с ней до конца. Да и ее папа любил маму, правда, у него не было трезвого подхода Глеба — папа во всем винил себя. А так, очевидно, нельзя. Надежда, словно неоперившийся птенчик с нераскрывшимися глазками, уже повернулась в сторону солнышка. Уже согрелась в его лучах и поверила — все будет хорошо.

— Да, ты прав, — Анна робко улыбнулась. — А когда я начну впадать в прелесть, вы с Гриней будете относиться ко мне, как к маленькой. А я потом вам припомню!

Глеб при упоминании Грини опять устыдился собственной нечуткости. Мальчишка увидел признаки беременности, а он…. Но Анне он не признается в своей оплошности.

— Ань, придется мне одному с тобой возиться. Гриня попросил найти его семью. Там глупость такая вышла. Так что я Рогозина впрягу в это дело. А пока Италия. И Варвару захватим с собой, чтоб не скучно было. Хорошо?

— Хорошо! Мне с тобой очень хорошо!!! — и девушка нежным поцелуем коснулась его губ, едва слышно прошептав «Люблю тебя».

На настойчивое предложение ехать с ними Варвара сначала послала Глеба далеко не в Италию, но тот умел быть убедительным.

Глава 37