Куда идти? — удивляется Чад. Джолион, ты только что сюда приехал! Я попросил тебя встретить меня в аэропорту, полагал — нам с тобой есть о чем поговорить. По крайней мере, поедем в город вместе на такси, у нас будет час на разговоры. Я высажу тебя у твоего дома по пути в свой отель.
Я дергаюсь, когда Чад упоминает о «твоем доме». Неожиданно мне приходит в голову вот что: он разыскал меня здесь, выследил меня, как беглеца, скрывающегося от правосудия. Знаешь, я, наверное, лучше поеду на метро, говорю я.
Я заплачу, уговаривает Чад.
Только что я купил проездной, отвечаю я, снова краснея.
Ну тогда ладно, говорит Чад. Пусть все будет так, как ты хочешь, Джолион. Чад выглядит мускулистым и загорелым, он как будто совсем не устал после перелета. Но ведь нам с тобой в самом деле нужно поговорить, настаивает он. Можно я приду к тебе завтра? В какое время тебе удобно?
В любое, отвечаю я, по-моему, завтра у меня не слишком напряженный день.
Вот и хорошо, говорит Чад, значит, до завтра. Он снова крепко пожимает мне руку. Но потом, уже собравшись уходить, он оборачивается. Чуть не забыл, Джолион, у меня для тебя подарок. То есть на самом деле это пустяк. Он достает из чемодана небольшой сверток в подарочной серебристой бумаге. Только не вскрывай здесь, просит он, я стесняюсь.
Я подношу подарок к уху, трясу, взвешиваю в руке.
Перестань, видишь, как я покраснел, говорит Чад. Но это неправда. Он с силой бьет рукой по воздуху. Джолион, говорит он, в самом деле очень рад тебя видеть. Он круто разворачивается и уходит, не оглядываясь. На прощание он высоко вскидывает руку, тычет пальцем куда-то вверх и машет мне на прощание. Когда он опускает руку, его уже не видно в толпе.
LXI(iii).
Я вскрываю подарок в аэроэкспрессе, по пути к Ховард-Бич. Внутри нахожу маленькую скатерть, свернутую туго, она не больше колоды карт. Круглую, белую, из тонкого кружева. Внутри скатерти — коробочка. Я откидываю крышку. Коробочка внутри выложена пенистой резиной с двумя отверстиями-гнездышками, в которых лежат два яйца. Чад привез за три с лишним тысячи миль скатерть и два яйца вкрутую!Я некоторое время думаю о подарке и о том, как естественно Чад держался в аэропорту. Может, я заблуждаюсь относительно цели его приезда? А если он хочет только окончить все счеты, возобновить дружбу, вспомнить счастливые дни. Два яйца. Старые друзья. Очень может быть!
LXII(i).
Отрывки из дневника Джолиона отсчитывали для него дни, как зарубки на стене тюремной камеры. № 3, № 4, № 5, № 6, № 7…Чем дальше, тем труднее было все это выносить, заходя в душевую: он низко опускал голову, чтобы не видеть последних свидетельств своего унижения, изложенных его собственными словами.
Наступила суббота, перерыв в Игре заканчивался на следующий день. Записку с этим сообщением снова подсунули ему под дверь.
Джолион весь день валялся на кровати и смотрел в окно. В его комнате сгущался мрак. И вдруг внутри созрело нечто новое. Прежде слов его согрело новое чувство. Он прошептал несколько слов вслух. Произнесенные звуки помогли поверить в происходящее на самом деле.
— Я могу все бросить, — сказал он себе. — Утром выйду из Игры!
Джолион спрыгнул с постели. Он сейчас же напишет официальный отказ от Игры. Если такое письмо будет лежать на его письменном столе, он освободится от всего. Тогда ему больше не понадобятся таблетки. «Общество Игры» вернет залог, и он сразу же отдаст тысячу фунтов Марку. Как, оказывается, просто! Еще день-другой — и все будет кончено.
Он торопливо написал письмо, поздравил своих противников с победой, покидая Игру, не испытывает обид и предубеждений, желает им удачи. Джолион перечитал письмо и расхохотался. Он смеялся над дурацкими строчками из дурацких слов, которые сложились из еще более дурацких букв. Слова вроде «искреннейший», «от всего сердца» и «вышеупомянутый». Его смешила собственная помпезность. И вдруг он понял: его пальцы играют с чем-то, что рассеянно взяли со стола, снова и снова вертят маленький предмет.
Джолион опустил голову и увидел зуб. Он положил его перед собой на столешницу.
— Зуб, весь зуб и ничего, кроме зуба, — прошептал Джолион. Все стало таким забавным. Глядя на свой амулет с обломанными корнями, он вдруг явственно услышал голос и живо представил себе полковой галстук доктора. «Вы заметили, старина, что общего между дантистом и астрономом? И тот, и другой занимаются черными дырами». Джолион невольно улыбнулся. Вдруг зуб заговорил снова, на сей раз низким и серьезным голосом.
— Помни, старина, — обратился он к Джолиону, — тебя невозможно победить. Они ничего тебе не могут сделать. Абсолютно ничего.
Джолион заморгал и огляделся по сторонам. Он совсем запутался и перестал понимать происходящее. Как будто только что проснулся. Он напряженно вглядывался в письмо. Что делать? Вариантов два… Через минуту он схватил письмо и разорвал его на мелкие клочки.