Черный Новый год

Помещение было небольшим, но Владу места хватало. Вдоль стены условной офисной зоны стояли кресты и плиты – гранит, мрамор, искусственный камень. Демонстрационный Иванов Иван Иванович смотрел с надгробия недовольно, будто знал, что его фотографию позаимствовали у кого-то в Интернете.

Влад включил калорифер и компьютер, сгреб документы со стола приемки и поставил кипятиться чайник. Полил цветы, ткнул в кнопку музыкального центра, пробуждая радио. Сразу стало как-то поживее. В новостях говорили, что автомобилистам лучше воздержаться от поездок: коммунальные службы не справляются со снегопадом. Влад ухмыльнулся. В России зима опять наступила неожиданно.

Основное рабочее пространство располагалось в другом конце помещения – в царстве инструментов, заготовок и пыли. Здесь Влад и проводил почти каждый день. Выбивал на памятниках и надгробиях имена и лица мертвецов.

Он быстро переоделся и отыскал в рабочем бушлате аж две зажигалки. Оставив чай завариваться в кружке, вышел на улицу. Сделал долгожданную затяжку, выпуская в морозный воздух дым. И закашлялся, услышав тихий голос рядом:

– Он умер.

Слева от него стояла невысокая женщина в длинной синей куртке. Она смотрела не на Влада, а в темноту двора. Туда, где между заснеженных лавок и качелей кто-то ходил. Похоже, дети.

– Что, простите?

– Он умер. Дед. Даже его срок вышел.

– Примите мои соболезнования. – Влад сделал пару затяжек и затушил сигарету в сугробе. – Это вы приходили утром? Хотите что-то заказать?

Женщина молчала. На голове ее был капюшон с меховой оторочкой, поэтому Влад не мог как следует рассмотреть лицо. В пятно света попадали локон белокурых волос, аккуратный подбородок и растрескавшиеся губы. С одинаковым успехом ей могло быть и тридцать, и пятьдесят лет.

– Вы ведь гравировщик? – наконец спросила она.

– Да.

– Тогда я хочу сделать заказ.

– Давайте пройдем внутрь, я вам чаю налью. Заодно все оформим, обсудим.

Женщина покачала головой.

– Нет смысла. Он же умер, понимаете? Больше ничего не будет. – Она на мгновение подняла голову к Владу. Электрический свет мазнул по красивому лицу, блеснули стоящие в уголках глаз слезы. Теперь Влад дал бы гостье не больше двадцати пяти. – Просто нужно сделать что-то на память. Чтобы помнили, пока еще могут.

Она перевела взгляд обратно на двор. Дом позади него потихоньку просыпался, загорались окна. Под светом фар и уличных фонарей отступала темнота. Дети у качелей лепили что-то большое и бесформенное. Родителей рядом не было.

– Не отказывайтесь, – сказал Влад, отрываясь от странной картины, – давайте продолжим в мастерской. Я все понимаю, вам сейчас нелегко, но…

– Возьмите. – Женщина вложила ему в руки пачку мятых купюр. – Этого должно хватить. Я знаю, вы хороший человек. Вы все сделаете как надо.

Влад хотел было возмутиться, но тут разглядел едва торчавшие из рукавов пальцы женщины. Скрюченные, морщинистые, в пигментных пятнах. И без единого ногтя.

В мастерской зазвонил телефон. Влад на секунду отвлекся на звук, а когда обернулся, женщина уже уходила.

– Эй! Постойте!

Она миновала конус фонарного света и застыла на месте. Еле-еле различимая фигура в вихре снежинок.

– Он на самом деле умер, представляете? – повернув голову к Владу, крикнула женщина. – Мне на кладбище нужно. Простите.

И она ушла, растворившись в темноте морозного утра.

Кладбище было недалеко – в паре километров отсюда. Старая его часть давно срослась с ельником. Могилы укрывали тяжелые хвойные лапы, ветки царапали почерневшие кресты, тропинки усеивали зеленые иголки. А вот в новой части все было иначе, по-деловому, – с отдельным входом, беседками и ритуальными услугами на любой вкус и кошелек.

Влад знал это не только в силу профессии: в начале года он похоронил там жену. Опаздывая на последний автобус, она решила срезать путь до остановки и попала под машину. Все из-за чертовой метели. Из-за снега, падавшего сплошной стеной.

Будь проклята белая мгла вокруг, когда не видно ни людей, ни светофоров, ни приближающихся машин; когда рев ветра заглушает шум мотора и визг тормозов, а ты для водителя – всего лишь темное пятно, появившееся на дороге в последний момент. С тех пор метель у Влада ассоциировалась не с новогодним чудом, а с опасностью и смертью.

Он отогнал воспоминания. Пересчитал деньги: их хватило бы на любой памятник. Среди купюр нашлась старая пожелтевшая фотография. Дед. На обороте прямо так и написали. А еще ниже написали: «Мороз».

Ветер принес запах выхлопных газов. В мастерской зазвонил и тут же затих телефон. Дети у качелей слепили снежного голема.

Влад понял, что одной сигареты ему будет мало.

* * *

Настроение было испорчено на весь день. Вот уже три часа Влад корпел над буквой «М», орудуя молотком и скарпелем. Взгляд то и дело возвращался к брошенной на столе фотографии. И неважно, что заказ по Митрофанову нужно сдать через неделю. Произошедшее выбило из колеи, накрепко засело в подсознании. Инструменты валились из рук, а радио, обычно помогающее настроиться на рабочий лад, только раздражало.