Черный Новый год

Сейчас же, понимая всю нереальность происходящего, выдумку, родившуюся в пустой квартире, он надеялся, что волшебные ощущения каким-то образом вернутся. В больной полудреме еще и не такое может вернуться.

Где-то тянуло сквозняком, но Бурцев не находил в себе сил подняться с кровати. Он продолжил воображать, и его сознание, перепрыгнув через ряд незначимых эпизодов, ворвалось в комнату, где уже был накрыт праздничный стол, где за столом собрались родственники, работал телевизор – не толстый черно-белый, а большой, плоский и цветной.

– Где Владимир? – спрашивал Бурцев, осматриваясь.

Действительно, справа сидела Лена, а слева – Мариночка и Галя. Еще два стула были свободные. Сам Бурцев почему-то стоял, сжимая в руке хрустальный бокал, наполненный шампанским. Пузырьки бесновались в золотистой жидкости.

Бурцеву казалось, что квартира та же самая, что в его детстве. Как-то все смешалось в этой фантазии. В углу стояла искусственная елка, обмотанная мигающими гирляндами, и на ее мохнатых ветках висели старенькие советские игрушки. Разные там ежики, деды-морозы, стеклянные шарики и звезды. На макушке у елки тоже была звезда, которая вроде бы горела, а вроде бы и нет. Бурцев смотрел на нее и замечал, как внутри под пластмассой вспыхивают лампочки, звезда на секунду становится красной, а потом снова гаснет. Это мигание что-то напоминало Бурцеву, но он никак не мог вспомнить, что именно.

– Где же Владимир? – снова спросил он у присутствующих. – Без него не начинаем.

Взгляд блуждал по столу, по салатам, по каким-то сырным и колбасным нарезкам, кускам мяса на блюде, по богатому разнообразию, которое в детстве Бурцеву и не снилось.

Из коридора донесся приглушенный звонок, и Бурцев сообразил, что происходит.

Владимир вышел, чтобы вернуться в образе Деда Мороза! Нашел-таки ключи, чертяка!

На нем будет борода из ваты, огромные очки в роговой оправе синего цвета, красный тулуп, красная же шапка! От него будет пахнуть чем-то кислым. Он будет говорить голосом отца, шутить шутками отца, посадит Бурцева на колено и попросит рассказать стишок, который тот учил вместе с отцом, а потом вытащит из бездонного мешка набор оловянных солдатиков – советских военных времен Второй мировой, шесть штук – и после этого уйдет, потому что хороших детей много, а времени мало.

Звонок повторился, и Бурцев, поставив хрустальный бокал, воскликнул:

– Я открою!

Он заторопился, но время – как это бывает в снах – внезапно замедлило свой бег.

Бурцев успел увидеть лица сидящих за столом – все они были встревоженные и какие-то напряженные, даже у Мариночки. Еще он заметил, что на столе нет приборов. Руками, что ли, есть? А по телевизору показали ту самую голову, из прошлого, которая поздравляла всех с Новым годом перед тем, как папа ушел из семьи. На большом телевизоре голова была неестественно растянута, застыла с раскрытым ртом, вперилась взглядом в Бурцева, будто специально решила дождаться его возвращения из коридора.

Нереальность происходящего снова накрыла Бурцева, он с горечью вспомнил, что даже плоского телевизора у него дома нет, потому что зарплаты едва хватает на еду; и таких красивых занавесок тоже нет, и вообще мебель в квартире не его – она новенькая, дорогая, такая, какую он хотел купить, но не мог себе позволить.

«Сейчас я увижу Деда Мороза, и все станет на свои места» – подумал Бурцев, отгоняя горечь.

Он почти молился, чтобы за дверью оказался отец и чтобы его можно было потянуть за накладную бороду и увидеть бородатое лицо. Чтобы отец тут же полез обниматься, а потом взялся бы за телефон и принялся обзванивать друзей по своему ночному расписанию… Ну или хотя бы пусть это будет Владимир, зять, но очень похожий на отца. Бурцев согласен был на этот визуальный обман, он хотел очнуться в пустой квартире, с пересохшим ртом, с раскрасневшимися глазами, с вспотевшими ногами и болью в висках – но чтобы с улыбкой на губах и с ощущением утраченного чувства праздника.

Хотя бы на минутку, а?

Дверь в ванную была приоткрыта, и оттуда тянулся по полу яично-желтый, теплый свет. Дверь была знакомая, будто именно Бурцев ее устанавливал. Точно, ламинат, орех, наружные петли.

Он замешкался в коридоре, что-то вспоминая. Потом перевел взгляд на входную дверь и снова вспомнил, что уже был здесь, сбивал, значит, старую коробку, сверлил новые дырки в бетоне…

Звонок повторился, и Бурцев рванулся вперед в боязни растерять остатки волшебной дремы, выудил из кармана ключ, провернул, распахнул дверь и увидел на пороге не Деда Мороза, а женщину лет сорока пяти, черноволосую, худенькую, с острым раскрасневшимся носом и тонкими губами.

Это была его бывшая жена, Оксана.

Мир рухнул в глубокую беспросветную пропасть.

Все всегда заканчивалось дурно, если появлялась Оксана.

Бурцев схватил ее за плечо, ощущая под пальто что-то тонкое и хрупкое, затащил в коридор, захлопнул дверь. Прижал Оксану к стене и сбивчиво забормотал прямо в лицо.

– Зачем ты пришла? Кто тебя пригласил? Мне здесь тебя не надо… Явилась, видите ли… Как же так? А где Дед Мороз?