Черный Новый год

Снег скрипел под ботинками. Забивался под штанины. Эдик даже вспотел немного, прежде чем дотоптал проходимую дорожку до ели. Встал под ней. Задрал голову, чтобы посмотреть на верхушку. Три метра минимум, так, значит, нужна стремянка… У сарая была.

Он посмотрел на игрушки. Блеклые дешевые шары разных размеров. Бюджетный пластик, взятый где-нибудь по уценке. В целом покатит. Предполагалось, что тут вообще ничего нет. Эдик взял с собой коробку личных украшений, но, пожалуй, ее можно оставить в машине. Гирлянд должно хватить.

Эдик уставился на висящий на ветке брелок с заплесневевшей плюшевой коалой. Знакомый. До боли знакомый. В груди ухнуло.

– Это че? – спросил Кола. Он присел на корточки, вытащил из колючих ветвей черный чехол от документов. Через дырочку в уголке была протянута красная проволока.

– Ну, такое себе украшение, скажу, – натянуто хмыкнул Эдик, не отводя глаз от брелока. Внутри что-то тревожно дернулось. В голове прострелила болезненная иголка.

– Какой шуткопердун тут отдыхал, – Кола присел на корточки. Вытащил из зарослей черный чехол от документов. – Это паспорт. На, глянь.

– Первухина Мария Олеговна, девяносто шестой год рождения, – прочитал Эдик, раскрыв документ. Полистал отсыревшие страницы. Когда увидел фотографию, то под шапкой сами собой выступили колючие мурашки. Он прищурился, отыскивая другие остроумные презенты, однако уже смеркалось, и темная хвоя да пластиковые игрушки прятали от взгляда лишнее.

Следов вокруг ели не было. Тогда откуда это здесь?

– Завтра надо будет с утра все обыскать, а то девчонки херню какую придумают, – сказал он. Кола кивнул, но через паузу. Затем приподнялся, оглядывая сумрачные поля:

– Разумеется. Но это какая-то стремная лажа.

– Почему лажа? Кто-то потерял паспорт. Кто-то нашел. Кто-то охренительный шутник. Я за стремянкой.

Когда Эдик закончил развешивать гирлянды, совсем стемнело. Над крыльцом горел фонарь, теплый свет превращал мир внутри коттеджа в райское место. Там шуткам Дениса смеялись девчонки, там смотрел телевизор Стас.

Паспорт Марии Первухиной не шел из головы. Как он тут оказался?! Юра так пошутил? В его духе. Идиот. Тревога выворачивала жилы. Но Эдик улыбался грубым шуткам Колы, не показывая испуга. Когда штекер вошел в розетку – елка вспыхнула огнями, синие-красные-белые-зеленые лампочки в разных режимах поскакали по пушистым лапам красавицы.

Он обошел новогоднее древо кругом, выглядывая в цветовой вакханалии еще приветы от неведомого остряка (Юра это, кто еще, он ж себе ее взял, Эдик даже… ни разу… или…)

– Ништяк, – поделился впечатлениями Кола. Вновь закурил. Дверь из коттеджа распахнулась, наружу вывалились девчонки во главе с Денисом. Ника захлопала в ладоши.

Эдик двинулся к дому, стараясь не оборачиваться на елку.

– Общее фото! Общее фото! – потребовала Вероника. – У тебя камера хорошая, давай на твой.

Друзья собрались за его спиной, сурово нахмурился Кола, расплылся в елейной улыбке Денис, Стас показал козу. Ника вытянула губки. Эдуард щелкнул общую «себяшку» несколько раз, на всякий случай, и сунул телефон в карман.

Паспорт. Паспорт. Он вытягивал из памяти что-то смутное. Будто засохшая в носу козявка, тянущая из недр организма мерзкую слизь. Эдик улыбался шуткам, глотал крепкий алкоголь, то и дело целовался с Никой, но из головы не шло – паспорт. Как он оказался тут? Сумочку выбрасывал Юра, но следов вокруг елки ж не было. Друг хохотал громче всех, сыпал тостами и на вопросительные взгляды Эдуарда реагировал лишь недоуменно вздернутыми бровями, что тебе, мол, надо, бро.

Черт, что еще найдется на паршивой елке?

Хозяин, может, откопал?

И почему это так страшно? Почему он думает о поганом документе, а не о том, что они сделали?!

Перед сном Эдик поставил будильник на пораньше. Завалился в кровать, пьяный, уставший, передергавшийся из-за паспорта, но, на удивление, уснул сразу же. Сказался долгий переезд, почти шесть часов за рулем. Алкоголь, свежий воздух и тяжелая рабочая неделя. Он провалился в теплые лапы сна без сновидений и дрых так, как давно не получалось в городе.

Лишь на рассвете вздрогнул от хлопнувшей двери, поднял веки, тяжеленные, как контейнеровоз, но не выдержал их веса, перевернулся на другой бок и уснул, обняв Нику.

Будильник он тоже проспал. Вырубил на автомате, забыв все тревожные мысли, которые терзали его накануне. И лишь когда дом ожил после бурного веселья, пожалел о слабости. На глазах у всех такие вещи не проверяют. В груди трепетал ужас. Как только хватило ума вернуться сюда после такого? Как он вообще мог просто выбросить из головы то, что случилось?

Гостиная пропахла перегаром, поэтому утром окна распахнулись, невзирая на зиму. Кола вставать отказался, лишь завернулся в одеяло. Стас же поднялся бодрячком, будто и не пил наравне с товарищами почти до утра. Включил телевизор и теперь тянул кофе, слушая какие-то местные пушкиногорские новости.

За окном зарядил снег. Крупные хлопья неторопливо падали, погребая под белым одеялом окружающий мир. Скукоживая мир до небольшой избушки в позабытой деревне.