Черный парус беды

Джерри Морган был высок, красив и невезуч. Удача отвернулась от него еще в детстве, и с тех пор эта важная дама с не свойственным ей постоянством словно забыла о существовании одного из своих подданных.

Многолетняя междоусобная война его родителей завершилась победой ржаного виски, превратившего негоцианта Родни А. Моргана в бедняка, отягощенного больной женой, маленьким сыном и заботами о том, за чей счет пропустить вечером стаканчик горячительного.

Кое-как держаться на поверхности позволяло имя. В первых рядах поселенцев, нагрянувших в эти безлюдные места, где даже индейцы появлялись наскоками да наездами, был Август Морган. Не столько отважный, сколько наблюдательный, это он наткнулся на речушку, пробивающуюся сквозь заросли мескита. Пройдя вдоль нее, он обнаружил прелестный залив, как позже выяснилось, единственный залив с приличной глубиной на всем озере Карачуа. Там, на берегу, Август Морган и вбил в землю заветный колышек, тем самым утвердив себя в звании полновластного хозяина окрестных пространств. К колышку он привязал повозку со скромным скарбом и трехлетним сыном.

Отпрыска звали Родни, хотя с оглядкой на проказливость малыша его следовало бы назвать Генри. Однако в колыбели новорожденный вел себя прилично, и ничто не говорило о том, что в дальнейшем в нем будет все больше тех качеств, что оставили на страницах истории пирата Генри Моргана.

Место оказалось удачным, и вскоре повозок стало несколько. Потом появились хижины. Поселение уверенно превращалось в городок, а значит, требовалось дать ему имя. Тут долго не гадали: есть ручей, есть человек… Так на картах появился Морган-Крик6, чьим первым мэром стал Август Морган, потому что он был не только наблюдательный, но и деятельный, как и полагается парню из Корнуолла.

Таких деловых ребят на юго-западе Британии было столько, что некоторым приходилось менять родное плоскогорье на что-то менее населенное, вроде страны-выскочки за океаном. Так поступил и Август Морган. И единственное, что удручало его в миг расставания с отчизной, так это невозможность захватить на чужбину любимую лодку, на которой Август участвовал в гонках с такими же урожденными моряками, как он сам. Так что, возможно, выбор берега озера Карачуа для обустройства собственной резиденции был обусловлен в том числе и дорогими сердцу воспоминаниями.

Первые годы на новом месте Август Морган был шорником, плотником, в общем, мастером на все руки. Доллар к доллару росли его сбережения, а с ними и амбиции. И вот уже он хозяин аптеки, зеленной лавки, уважаемый вкладчик Сельскохозяйственного банка и шкипер отличного ялика. О, этот ветер в парусах! О, эти брызги, слезинками счастья орошающие лицо!

Примеру мэра последовали многие, благо что среди его сограждан было достаточно выходцев не только из Корнуолла, но и из Брайтона, Плимута, Портсмута, из тех краем, где жизнь без парусов почитается чем-то вроде путешествия в дилижансе дождливым ноябрьским днем, все так же скучно и беспросветно.

Организаторские способности Августа Моргана проявились и здесь. Он стал основателем и был единогласно выбран главой яхт-клуба Морган-Крика. Со всеми полагающимися обязанностями и привилегиями. Среди первых было обязательное поднятие на мачте его яхты, заменившей скромный ялик, гюйса командора. Среди привилегий – право на «вечную стоянку» в яхт-клубе, причем право наследственное, как то и принято среди королей. Им Август Морган и был – Королем Рождественской Гонки.

* * *

Наследственное право без достойного наследника теряет смысл. С возрастом Родни Морган сполна проявил все свои дурные качества. Не вдаваясь в подробности, которые будут интересны разве что историографам Морган-Крика и завзятым моралистам, скажем, что, унаследовав после кончины отца немалое состояние, он прокутил его так быстро и умело, словно брал уроки расторопности у шулеров Нового Орлеана. Биржевые спекуляции не поправили положение, а, напротив, окончательно расстроила дела, заставив супругу Родни Моргана отказаться от увещеваний в пользу сковородки. Увы, будучи трезвым, муж уворачивался, а поднять руку и сковородку на нетрезвого ей не позволяло воспитание.

Сын Джерри был всецело на стороне матери и кончиной отца потрясен не был. Памятуя о смертельно опасной кухонной утвари, вероятно, кто-то из читателей подумал, что миссис Морган в конце концов поступилась принципами, однако все произошло как в сентиментальных романах, где герои регулярно прощаются с жизнью, но исключительно вследствие естественных причин. Вот и Родни Морган простудился, возвращаясь из салуна ненастной ночью, пару дней покашлял, выпрашивая у супруги глоточек виски, и в конце концов освободил от своего присутствия ее и сына.