Черный парус беды

– Он рехнулся. Просил не убивать его. Обещал отдать мне все золото капитана Кидда. Я пыталась его успокоить, но он не слушал, у него на языке и в мозгах было только одно – золото. Он обнимал мои колени, кричал. И я сказала: делай, что хочешь! Я думала, он успокоится, а Петя прыгнул в воду и рванул к берегу. Я звала его, но он даже не оглянулся.

– Картина маслом, – процитировал его киноначальника одесского УГРО Давида Гоцмана. – Остались последние мазки. Что ты сделала с ручкой лебедки?

– Кинула в воду.

– Почему не включила радиобуй?

– Я не сразу о нем вспомнила. А когда вспомнила, Козлов был уже далеко.

– А причем здесь Козлов?

– Я подумала: что он скажет спасателям? Я ведь не знала, что он уяснил из случившегося, что осталось в его памяти, а что прошло мимо. Вдруг там такая чехарда, что он во всем будет винить меня – во всех смертях, во всех бедах. Как мне потом отмыться? И я подумала: что надо сначала поговорить с ним, а уж потом…

– Но сейчас-то буй работает?

– Я включила его, когда мы с Федором вернулись на берег. Он вон там.

Шелестова показала на большой камень, который с трех сторон омывала вода.

– А принесла ты его туда…

– …после того, как вытащила тебя. Я ведь тебя, Андрей, тоже не сразу заметила. Тебя за камни унесло, а уж потом к берегу прибило.

Я задумчиво кинул в рот несколько орехов в шоколаде.

– Какие же вы, женщины, все-таки коварные существа, – с горечью проговорил я. – Умеете наводить тень на плетень. И врете так легко, что аж завидно. Как ты утром сказала? «Напомним о себе миру». Знала, что сделать это мы не сможем, а сможешь только ты. Но ведь сказала!

– Я ждала, что вернется Козлов, – угрюмо и как-то потерянно произнесла Мила.

– А что может с победой и окровавленными руками вернуться Джон, ты это в расчет не брала?

– Сначала я о нем просто забыла, а потом, уже утром, подумала, что если он до сих пор не вернулся, значит, что-то случилось. К тому же, мне интуиция подсказывала, что он не вернется.

– А что тебе интуиция подсказывает насчет того, что мы с Федором, а может, и с Петей, если очухается, расскажем португальским служителям порядка? Ведь они станут допытываться, что здесь произошло. Что мы расскажем, Федор?

Полуяров был притихший, даже пришибленный какой-то. Во время нашего разговора с Шелестовой он почти рта не раскрывал, только переводил глаза с меня на Милу, с Милы на меня. Мой вопрос заставил его вздрогнуть. До этой минуты, так уж получилось, все решения принимались за него, они от него не зависели, он был слушателем – и только. Теперь положение изменилось. Я предлагал ему разделить ответственность. Как решим, так и будет. С Милой и нами.

– Значит, они скоро прилетят, – начал он неуверенно. – Спасатели. Надо обсудить, что мы им скажем. – Он помолчал. – Хорошо, что мы не тронули Джона. Очень натурально смотрится.

У меня отлегло от сердца. Правильным путем идете, товарищ!

– А Костя… – Федор посмотрел на холмик, который укрыл Чистого. – Он свою судьбу сам выбрал. Петю вот жалко.

– Должен оклематься, – уверенно сказал я. – Только пусть это произойдет дома, в Москве, так?

– Так. – Федор наклонил голову в знак согласия и сказал Миле:

– А ты молодец. Я бы не смог.

Со стороны моря послышался стрекот мотора. Сначала тихий, он постепенно становился все громче. Вертолет с яркой маркировкой на фюзележе приблизился к берегу и завис над «Золушкой». Потом направился к нам. Через стекло кабины мы видели пилота, который махал нам рукой. Потому что мы махали ему.

Затем вертолет накренился и полетел вдоль берега. Пилот выбирал площадку для посадки. Но места здесь иссеченные, камни да глыбы, на поиски у него уйдет минут десять, не меньше. А потом понадобится еще минут двадцать, чтобы дойти до нас. В общем, полчаса у нас есть. Должно хватить, чтобы мы обо всем договорились. Не хватает еще запутаться в показаниях.

Мы опять опустились на камни. Теперь мы сидели голова к голове, ну, чисто заговорщики. Еще бы Петю сюда, и вся уцелевшая компания была бы в сборе. Но Козлов не обращал на нас никакого внимания. Вытянувшись в струнку, он смотрел вслед вертолету и пел во все горло:

– Белый парус надежды, черный парус беды!

Глава девятая

Все вышеизложенное случилось год назад. А кажется, что вчера. Впрочем, иногда мне кажется, что прошло лет десять. А иногда, что этого вовсе не было. Но – было!

С островов Спасения нас переправили на Мадейру, в ее столицу Фуншал. Там мы провели больше недели, отвечая на бесчисленные вопросы дознавателей. В итоге они остались удовлетворены нашим слаженным хором и признали нас жертвами стихии, а Джона Дудникоффа и Константина Чистого – жертвами стихии и стечения обстоятельств.

Мы отправились в Москву. Все четверо. Медики не видели причин отказывать в перелете Козлову. Он вел себя, как совершенно нормальный человек. Его только не надо было спрашивать о том, что произошло в день кораблекрушения. Во-первых, он все равно ничего не помнил – ничегошеньки, как корова языком слизнула. А во-вторых, мрачнел, глаза его наливались кровью, и Петя вновь превращался в тихого сумасшедшего.