Капитан нагнулся так, что подмел бородой «бревно», и запустил в дыру руку. Пошуровал. Не нащупал искомое. Ему пришлось встать на колени и засунуть руку в тайник чуть не до плеча. Наконец лицо его озарилось улыбкой. Он выпрямился, одновременно вытаскивая из дыры какой-то предмет, плотно обернутый хрустящей целлофановой пленкой. Снова в ход пошел нож. Снова влево-вправо полетели клоки, но уже не черные, а прозрачно-серебристые.
Выстрел!
Человек на катере передернул подвижное цевье. Стрелял он не в нас – в сторону, хотя Атлантика тут причем, она перед ним никак не проштрафилась. Ясно было, что нас хотели предостеречь от необдуманных действий, ну, и напугать до кучи. Чтобы, значит, без строптивости и лишних телодвижений. Кстати, это только говорится «дробовик», но стрелять из него можно не только «птичьим просом», как мелкую дробь называют, но и такими жаканами, что мало никому не покажется.
–
Будучи мужчиной, которого половые признаки – и это как минимум! – обязывают быть смелым и решительным, я посмотрел на Мари успокаивающе и покровительственно. Однако это не примирило ее с действительностью. Выражение лица девушки не изменилось, и тем не менее, она вела себя во сто крат достойнее тех девяносто девяти женщин, которых угораздило бы оказаться на ее месте. Ни истерики, ни паники, лишь легкий ужас в глазах. Впрочем, если быть совсем-совсем честным, возможно, взгляд мой был не таким уж ободряющим. Не поручусь.
Короче, Мари была на взводе, взвел свое оружие и капитан. Я услышал, как клацнул «рожок», потом лязгнул затвор. Такие звуки ни с какими не спутаешь.
Я обернулся.
– Еще повоюем, – сказал капитан, поглаживая «калашников».
– Откуда? – спросил я и не получил ответа.
Вот, казалось бы, учит меня жизнь ничему не удивляться, особенно когда дело касается нашего капитана, а поди ж ты, опять удивил, чертяка! Это ж додуматься – автомат с собой прихватить! Где он его достал только? Как уберег от чужих глаз и рук? Да в половине стран, через которые он проходил, за такие дела срок вешают, и немалый! А он сподобился. Будто знал, что здесь, не посреди океана, но около того, «калаш» очень ему понадобится. Потому и рисковал запасливый наш, предусмотрительный.
Ложиться, укладывать ствол на опору, прижимать щеку к прикладу капитан не стал. Должно быть, счел излишним. Он просто стоял, держа «калашников» в полусогнутых напружиненных руках.
Он ждал, что будет дальше.
Ждала Мари.
Я тоже ждал.
Тут было два варианта.
Первый. Стрелок на катере увидит, что не на тех напал, что мы можем и по сусалам. Увидит, крикнет рулевому, и катер отвалит в сторону, чтобы вскоре растаять в туманной дали. «Туманной» – это для красного словца. Светло и солнечно вокруг, лишь у горизонта дымка, марево.
Вариант второй. Стрелок решит продемонстрировать, какой он растакой снайпер. Капитан ему, ясное дело, ответит. Завяжется перестрелка, не обязательно скоротечная, и в этом азартном пулянии друг в друга могут пострадать такие миролюбивые люди, как я и Мари. И за нее, и за себя скажу: не хочется!
Плохой человек на катере пребывал в тяжком раздумье. А может, и не тяжком, откуда мне знать? Спокойно, с автоматом у живота, стоял и капитан.
А катер все приближался.
– Ну, давай! – прошептал я. Терпеть не могу неопределенности. Я за мир, но… война так война!
Человек на катере вскинул дробовик и выстрелил. Если первый раз он специально стрелял «в молоко», то сейчас, думаю, все же промахнулся. Да и мудреное это дело– стрелять с катера, когда палуба «дышит» на волнах. Тут надо паузу ловить в нижней точке амплитуды или верхней. Плюс упреждение, другие хитрости, в общем, задача. Не каждому по плечу и по зубам. Оно и к лучшему. Иначе не просвистела бы пуля где-то в стороне, а легла бы ровнехонько туда, куда требовалось. Но в любом случае налицо