– Ну-ну. Ты смотри, ты не очень, дело это такое… опасное. Затягивает. А тебе сейчас нужно светлую голову иметь.
– Когда пиво этому мешало?
– Сейчас помешает.
Кривушин сел на кровать, похлопал по ней, приглашая разместиться рядом. Так я и поступил. Привалился спиной к прохладной стене, вытянул ноги и почти достал ими до стены противоположной. Да-а, не палаты царские, даже не каморка папы Карло.
– И сколько за такие апартаменты с тебя дерут?
– А? Что? – Дядя Петя пребывал а раздумье и не сразу сообразил, о чем это я. – Нисколько. Я тут в кафе подрабатываю: когда кружки мою, когда подручным на кухне, а когда и в зале. Вот сеньор Азеведу и пустил пожить. Это его дом.
– Азеведу? Это который из «Спорта»?
– Он. Хороший человек. Еще и приплачивает. У него к тем, кто под парусом, вообще отношение особое.
– А ты что, яхтсменом заделался, дядь Петь?
– Нет, куда мне, я только краешком. Да ну тебя, не о том говоришь. Как жить дальше – вот о чем должна голова болеть.
– Пока голова у него болит, – хмыкнул я, имея в виду ушибленного стулом сами понимаете кого. – Ну, не знаю я, что делать. Не знаю! Куда ни кинь, всюду клин.
Кривушин почесал переносицу и изрек:
– Портсигар надо передать по назначению. Тогда есть шанс выкрутиться. Хотя бы с этой стороны претензий не будет. А за башку побитую так и так ответить придется. И не ей, – подбородок майора качнулся в сторону Мари, – тебе.
– Это само собой, – согласился я. – Был бы у меня портсигар, и не случилось бы ничего. Отдал – и по пиву. Только портсигара у меня нет. Такая незадача. Нет!
– Надо найти.
– Дядя Петя, мы искали. Долго. И вот результат.
Я сложил пальцы в кукиш. Получилось убедительно. Для меня, но не для Кривушина.
– Значит, не там искали.
– Да там, там!
– Значит, плохо искали.
– Хорошо искали! Топ-топ по песочку. Мелким шагом. И не раз.
– По-другому искать надо было.
– Как?!
– Увидишь.
– Когда?
– Скоро.
– А эти? – я не стал объяснять, кого имею в виду, и так было ясно.
Кривушин встал и веско проговорил:
– Я на разведку. Если не вернусь, прошу считать меня погибшим красиво и геройски.
Дверь за дядей Петей закрылась. Да-а… Так и не рассказал о себе ничего. Все обо мне, обо мне. Настоящий мужик, поучиться впору.
Я посмотрел на Мари. Челка застилала ей глаза. Спит. Железные нервы. Будто ничего не случилось. Чуть человека на тот свет не отправила – и баиньки. Вот это по-нашему, по-растамански.
Солнца за окном и так было немного – переулок все-таки, а теперь проем будто кисеей затянуло. Уж вечер близится, а Карлсона все нет.
Опять получилось натужно и не смешно. Я растянулся на кровати, вперил взгляд в потолок и решил разнообразия ради подумать о чем-нибудь позитивном. О дяде Пете, например. Конечно, я пока ничего не знаю о том, как он жил эти двадцать с лишком лет, каким образом очутился здесь, на Фаяле, но кое-какие умозаключения имеются.
Прежде всего: выглядит офигенно! Ему же сейчас к семидесяти, а он как огурчик в пупырышек. И борода не мешает. Раньше-то дядя Петя щеки скоблил, а теперь такой оклад! Борода седая и вроде как помелом, а красиво. Плюс грива до плеч. И глаз голубой-голубой. Такой, понимаешь, кудесник, любимец богов. Ему бы холщовую рубаху до пят, вервием перепоясаться, и лапти – вылитый былинник. Но он, дядя Петя, человек нашего времени, поэтому носит линялые шорты, сандалии и белую футболку, а на ней – спереди и на спине – грозное
За дверью послышались шаги.
Я напрягся.
Можно было не напрягаться.
– Тихо, – доложил дядя Петя, войдя в комнату. – Чисто.
– Выдвигаемся? – я приподнялся.
– Нет. Погодим. Сейчас можно и неприятностей огрести.
– Ты о чем?
– Потом объясню.
Я не стал настаивать, а вот в чем оказался непреклонен, так это в желании узнать детали и обстоятельства одиссеи Петра Васильевича Кривушина, бывшего советского военнослужащего.
– Ну? И каким ветром тебя занесло сюда, на край света?