Черный парус беды

Но то они, неслухи и несмышленыши. А я… Я человек взрослый, перестроечный, а значит, судьбою тертый и ученый. Что там дядя Петя напланировал? Вниз по Волге, через Волго-Дон в Азовское море, через Керченский пролив – в Черное… Если не раньше, так уж там точно все закончится. Потому что там пограничники и иные государевы службы, которые плот гражданина Кривушина дальше ни за что не пропустят. Никто не захочет на себя ответственность брать – и грех на душу. И даже придумывать ничего не придется, наверняка подходящая статья в законе есть, и не одна, и не один закон, и везде – однозначный запрет. А счеты с жизнью можно свести каким-то менее замысловатым способом… И придется бывшему майору и мореплавателю возвращаться в Ключики, в холостяцкий свой дом, к соседям и их насмешкам, чтобы собирать по мшанникам клюкву для Кольки Миронова. А мне куда – в Москву, к разбитому корыту, к тому же Кольке на поклон? Кстати, с чего дядя Петя взял, что я вообще готов пуститься с ним во все тяжкие, поплыть куда-то, да еще на плоту? Только потому решил, что я неосторожно – в знак благодарности за налитое и выпитое, – выразил восхищение его прожектом? Сказал: «Вот бы мне с тобой, дядя Петя». Но это я так сказал, вскользь, а он уцепился. Ему же напарник нужен! Идиотов у нас, конечно, хватает, так что найдет Кривушин себе товарища, но это времени потребует, а ему не терпится… А тут я…

– Может, еще по одной? – спросил я, оттягивая неизбежное.

– Давай за…

Я выпил прежде, чем Кривушин успел закончить тост.

Дядя Петя смотрел на меня озадаченно и настороженно. Потом рука его опустилась, брови сошлись к переносице. Он начал понимать… Чтобы уяснить все окончательно, дяде Пете потребовалась минута, не меньше. Наконец, он разлепил губы и сказал:

– Не пойдешь, значит. Ну, тогда тем более выпить надо.

И выпил. И глазом не моргнул.

– Прости, – сказал я. – Прости дурака.

Дядя Петя улыбнулся, и улыбка его была совсем не жалкая, а напротив, ободряющая:

– Да не тушуйся ты. Я хоть человек военный в прошлом, в настоящем не дуболом какой-нибудь. Нет так нет. Свой резон имеешь. Только я тебе так скажу… – Кривушин ковырнул пальцем столешницу, потом плеснул себе еще самогона, жахнул без тоста, без патетики, не нужно это было сейчас, и закончил: – Смотри не пожалей.

– Может и пожалею, – подхватил я. – Наверняка пожалею.

Я тоже ухватился за бутыль, налил себе и торопливо выпил. Чтобы отлегло. Но отлегло не сразу, чуть погодя.

На следующий день я уехал. Мелькнули за окном машины последние дома, заборы, и все осталось позади – Ключики, река Ореховка, Левый берег и Правый берег, кривушинская баня, плот в заводи – «Великий Океан».

Дядя Петя меня не провожал. Хотя расстались вчера мы легко – ни покаяний больше не было, ни увещеваний. А сегодня не пришел. Всегда приходил, а сегодня не пришел. И говорило это не о том, что ему занедужилось после пара и самогонки, а о том лишь, что не понял он, не одобрил и не простил.

Движок «копейки» ревел натужно, порой сбиваясь на хрип. Когда я отпускал педаль на спусках, начинали постукивать «пальцы», отзываясь на поганый бензин. Трясся и подпрыгивал на колдобинах «мытищинский» прицеп, забитый ведрами и корзинами с клюквой. Частный предприниматель Николай Миронов будет доволен: купил – продал, выручку в карман. Все довольны, все смеются. Кроме меня и Петра Васильевича Кривушина.

«Ну, ничего, – думал я. – Образуется. Вот приеду через неделю, сядем рядком, потолкуем, и все утрясется. Всегда утрясалось, и теперь утрясется».

И действительно, все образовалось и утряслось. Только без меня. Потому что ни через неделю, ни через две в Ключики я не приехал. Я там вообще больше не был. Как лицо, проверенное детской дружбой и потому облеченное хозяйским доверием, бросил меня Колька на новое направление. Стал я ездить в Турцию за шмотками, потому что по всему это выходило выгоднее, чем клюкву-ягоду с новгородчины в Москву возить. И ответственности перед турками у Миронова не было никакой, не то что перед своими, деревенскими.

О дяде Пете я поначалу вспоминал часто, потом старался не вспоминать, а потом постарался забыть. Ну, нельзя жить с занозой в памяти, ее если не вытащить, то хотя бы затупить нужно. А это была заноза, хотя, казалось бы, что произошло? Да ничего, кочка на ровном месте. И ведь маленькая, не споткнешься толком, а идти мешает. Даже странно.

Доходили до меня слухи – пару раз Колька обмолвился, что Кривушин таки отправился в плавание по водным артериям страны с перспективой выхода на мировые акватории. Один пошел, не нашел дурака-товарища. Но чем все закончилось, я не знал. Потому что опять изменились обстоятельства.

В 1993 году, после памятных событий, когда из пушек да по Белому дому (причем по своему!) палили, началась, как стали выражаться позднее, смена элит. Вторые возмечтали стать первыми. Колька Миронов «вторым» не был, скорее уж двадцать вторым, но и ему захотелось на следующую ступеньку, а то и через две.