Черный парус беды

Я приехал туда осенью 1992 года. Призвала меня в Ключики строптивая судьба экспедитора. Да-да, вот так, был электронщиком, а стал экспедитором. Потому что вслед за победой демократических преобразований вдруг выяснилось, что разрабатываемые нашей лабораторией схемы и устройства никому не нужны. И не потому, что весь ее дружный коллектив состоял сплошь из середнячков, были среди нас и люди толковые. Просто на Тайване такие схемы, не говоря уж об устройствах, уже лет пять как выпускали, доведя их цену до непристойно низкой, а качество до недостижимых высот. Мы прогорели, что было ожидаемо и естественно. Теория Дарвина в который раз доказала свою правоту: выживают наиболее приспособленные, активные и готовые к переменам. У нас в коллективе таких пассионариев не наблюдалось. Даже не прямая, а как бы соседская принадлежность лаборатории и всего нашего НИИ к военно-промышленному комплексу не уберегла от кончины. И то сказать, комплекс этот сам расползался по швам: некогда строгий габардиновый костюм на глазах превращался в рубище, где дыра за дырой гоняется и догнать не может.

Короче, если товарищ Бендер по зрелому размышлению решил переквалифицироваться в управдомы, то я выбрал стезю экспедитора. Да и этой работы, за которую мало, но платили, мне тоже было бы не видать, если бы не Колька Миронов. Без него хоть зубы на полку. А зубы на полку класть не хотелось, хотя они и в пломбах, а все равно жалко, не чужие же.

Друг детства сориентировался быстрее меня. Возможно, потому что не имел высшего образования: то время, когда я худо-бедно грыз гранитные камушки знаний, мой школьный товарищ потратил более рационально – он изучал реальную жизнь, пробуя ее на вкус, на нюх, даже на ощупь. Последнее – регулярно, отчего жизнь радостно повизгивала. Что и говорить, любил Колька Миронов это дело и хотя не считал отпечатанную на гектографе «Камасутру» лучшей книгой на свете, в полезности ее не сомневался.

Когда все затрещало и рассыпалось, сквозь мусор стала пробиваться чахлая поросль новых экономических отношений – и не разберешь с виду, то ли сорняки, то ли злаки. Колька и разбираться не стал, бросил родимую автобазу и занялся коммерцией. Быстро задружился с теми, кто мог помочь, закорешился со всеми, кто мог помешать, а как подраспрямились плечи, стало ему самому за товаром ездить не по чину-званию. Начал Миронов пристраивать к делу друзей-знакомых. Взял и меня. Задачей моей было на собственных «жигулях» (отцово наследство, как и «мытищинский» прицеп) ездить на историческую Колькину родину и доставлять оттуда в столицу Колькину клюкву. В смысле, собранную для Кольки односельчанами и заранее Колькой оплаченную, поскольку земляков Миронов жалел за неприспособленность к жизни и попусту не кидал. Родители увезли его из Ключиков, когда ему и семи не было, а все равно корни давали о себе знать. Оттого и отношение было такое, скажем прямо, для наступивших диких времен нетипичное.

Вот там-то, в Ключиках, я и познакомился с майором в отставке Петром Васильевичем Кривушиным, приходившемся Кольке дядькой, но не прямым, а каким-то сомнительным – то ли через троюродного брата, то ли через сводную сестру. Впрочем, в Ключиках точностью родства не заморачивались – какие счеты между своими людьми? – хоть прямая, хоть на киселе, а все равно родня.

Был Петр Васильевич холостяком, служил в разных местах великой страны, а как в отставку вышел, подался на малую родину, хотя никто его тут не ждал, даром что кругом сплошь родня. Подлатал дом родительский, баньку отстроил и зажил. И неплохо зажил, потому что руки золотые, с техникой на «ты». Все чинил бывший сапер, хоть радио, хоть холодильник. И брал по-божески, людей не сердил.

– Я сначала хотел из бревен плот сколотить, – продолжил Кривушин. – Не «Кон-Тики», конечно, и не из бальсы – из сосны. У нас тут такие сосновые леса, доложу я тебе, еще царь Петр отмечал. Рубили по его приказу для свай, для мостовых, когда Петербург строили, а больше для верфей. Чуть под корень все боры не извели. Но ничего, заново разрослись. Вот я и хотел поначалу – из сосны, а потому прикинул – нет, нельзя. Тяжелый плот получится, неповоротливый, и воду сосна набирает быстро. Может как с «Таити-Нуи II» получиться. Слышал о таком плоте?

– Нет.

– И об Эрике де Бишопе не слышал, о французском бароне? Его это плот был.

– Нет, не слыхал.

– Книжка о его плаваниях есть. «Большой риск». Я тебе дам почитать. Интересная. Так вот Бишоп из кипариса свой плот построил. И пошел через Тихий океан с востока на запад. У кипариса древесина твёрдая, но все равно воду набрала. И кончилось все плохо. Погиб мужик – хоть и аристократ, а настоящий мужик был! А ребята, которые с ним плыли, чудом спаслись.

– Что-то я не пойму, дядь Петь, к чему ты мне все эти страсти рассказываешь.

– К тому, что сосна Петру первому годилась, а мне нет. Не по задаче дерево. Вот ты фильм «Верные друзья» видел?

– Это где «плыла, качалась лодочка по Яузе-реке»?