Я слушал. Когда я чуть-чуть на бровях, лишь на подступах к кондиции, я это очень хорошо умею делать. А это подкупает. Жаль, продолжается это недолго, поскольку зависнуть в таком состоянии мне не удается, и я соскальзываю в развязность или тупое безразличие. А это уже не нравится никому.
Среди прочего бельгиец сообщил, что здесь, в кафе, на втором этаже есть маленький музей, где представлена коллекция клана Азеведу.
Эрнешту, Энрики, Жозе и Жозе-младший собирали
Собрание Азеведу считается одним из лучших на острове. Там есть изображения сцен охоты на китов, пейзажи, портреты знаменитых мореплавателей. «Советую посмотреть, – посоветовал бельгиец. – Очень советую».
Вчера я его рекомендацию проигнорировал – излишки спиртного уже оказывали на меня пагубное действие, а сейчас вспомнил.
– Можно посетить
– Конечно, – ответил тот и повел подбородком в сторону неприметной двери с окошком в виде штурвала.
Я отлепился от стойки. Медлить не следовало. Мне вдруг пришло на ум, что пальцев на руках у человека бычачьего облика всего десять, и не факт, что все они требуют санитарной обработки. А даже если и так, мне неизвестно, когда начался процесс. Короче, в любую минуту бычара мог прервать гигиеническую процедуру, заозираться, взглянуть на часы, нахмуриться и задаться вопросом: а не застрял ли московский посланец, которого ему поручено соглядатать, в каком-нибудь кафе? Да хотя бы в этом, в «Спорте».
Допущение было не лишено оснований, и я поежился. Перспектива скорой встречи с обладателем ножа не грела. Я противник кровопускания, а если это касается меня, то противник категорический. Предпочитаю драпать. А где здесь можно укрыться? Только на втором этаже, в музее.
Я взялся за ручку двери. Бросил взгляд на посетителей кафе. Какие славные люди! С замечательным принципом: «Пусть мечта изменит жизнь прежде, чем жизнь изменит мечту». Вот так бросить все – офис, привычный распорядок дня, променять приличный костюм на штормовку и пойти через Атлантику, а то и в кругосветку! Чем плохо? Можно позавидовать. Однако в данный момент мне было не до того, чтобы предаваться зависти, даже самой белой. Мне бы смыться.
Я поднялся по крутой лестнице и очутился в комнате с низким потолком. Вдоль стен были расставлены витрины, за стеклами которых красовались
В комнате я был один. По всей вероятности, интересом со стороны посетителей кафе китовые сокровища избалованы не были. А мне и на руку.
Мне повезло даже больше, чем можно было надеяться. В комнате было две двери. Та, через которую я вошел, и та, через которую, может быть, мне удастся выйти.
Так и есть! Ступеньки, еще одна дверь, она приоткрыта, в щели – асфальт. Очевидно, это был запасной выход из владений господина Азеведу. Отсутствие брусчатки говорило о том, что, выйдя, я окажусь с тыльной стороны здания, в каком-нибудь тихом переулке. Что и требуется.
Я пересчитал ногами ступени, сунулся в дверной проем и…
– Вот ты где, – сказал бычара на ожидаемом русском языке.
Он щурился. Правая рука была в кармане. А в ней нож в заусенцах?
– Со мной пойдешь! – последовал приказ, не выполнить который было невозможно, так это прозвучало. И все же я попробовал заупрямиться:
– А что, собственно?..
Договорить мне не дали. Волосатый кулак вошел в соприкосновение с моей челюстью, и я понял, что упрямиться глупо. Сопротивляться тем более. Тот охранник, которого экзекутор охаживал кулаками в подсобке, это знал. Теперь осознал и я.
– И не дергайся!
Я и не собирался. Мне бы звездочки из глаз повымести – и ладно.
Как, когда, в какое мгновение за спиной бычары появилась неугомонная девушка Мари, я не уловил – звездочки помешали. Но я лицезрел финал.
Мари была не одна, она была со стулом. Одним из тех потертых хлипких стульев, что выставляют к дверям пенсионеры Орты, чтобы сначала угнездиться на них, а потом всласть поглазеть на прохожих.
Стул поднялся.
Мари подняла его за спинку и обрушила сидением на бычачью голову.
Голова оказалась послабее той, что была у физрука в «Республике ШКИД». В фильме школьный учитель в исполнении Павла Луспекаева лишь стряхнул с плеч обломки табурета и изрек: «Не шали». Бычара ничего не стряхнул, не сказал, даже не охнул, он просто распластался у наших ног.
Мари глянула по сторонам, схватила меня за руку и потащила обратно в сокровищницу Жозе Азеведу. Там мы не задержались, проскочили помещение насквозь, скатились по лестнице, ведущей в питейный зал, и лишь перед дверцей с окошком-штурвалом притормозили, чтобы восстановить дыхание.