Черный пепел на снегу

Астрид застонала. Обряд, который они с волхвом пытались обрести, требовал от неё максимальной концентрации, которую и так было тяжело держать из-за разрывающей сознание боли.

Вёльва заметалась на подушке, пытаясь ухватить за хвост ускользающее состояние, в котором пребывала до сих пор, но только ещё сильнее разозлилась. Гнев странным образом придал ей сил, и она смогла вернуть себе самообладание.

Ребёнок за стеной заплакал уже в голос от страха и бессилия. Послышались тихие звуки колыбельной. Голос Анны дрожал и сам срывался на рыдания. Она не раз порывалась позвать на помощь кормилицу, но та словно не слышала её. Сама же княгиня не могла ни на мгновение оставить своё дитя, её тело и разум сковывал страх: от чего так кричит её ребенок, что, кажется, сейчас порвётся от натуги?

– Пора, – тихий шёпот волхва утонул в детском плаче, но всё равно был услышан вёльвой. Сам он с беспокойством поглядывал на Астрид, чьё верховенство над собой безоговорочно принял, едва смекнув, какую силу она накопила, и каким образом ей удалось это сделать.

Сам он не единождды практиковал чёрные обряды, но до сих пор не сталкивался с той силой, которая старше самого человечества. С первородной тьмой, на века и тысячелетия заснувшей и начавшей просыпаться, едва осознавшие себя не только как часть этого мира люди впервые робко воззвали к ней.

Само упоминание об этой древней стихийной тьме было запрещено, и всё же, немного поднявшись в горы, можно было найти отголоски этого знания в наскальной живописи и амулетах, что оставили после себя первые люди. Если знать, где искать.

– Рано, – простонала Астрид, старательно вслушиваясь в эмоции. Сейчас она слышала, как мыслями своих обитателей дышит весь терем. Как видит сновидения об азарте охоты Всеволод. Как в людской под комнатой вёльвы какая-то девица прядёт себе приданое и мечтает о том, как встретит жениха и выйдет замуж, а мысли её порой скатывались куда-то вниз живота, вызывая там сладостную истому и приятный тянущий спазм.

Слышала панический, первобытный ужас захлёбывающейся собственным криком маленькой девочки нескольких дней отроду. И слышала нарастающее беспокойство её матери. За её эмоции, мысли Астрид уцепилась яростно, как паук вцепляется в попавшую в его сети муху, подтягивая себя к её сознанию, проникая к ней в голову, занимая её место.

Это потребовало от Астрид титанического усилия. Анна, почувствовав вторжение в своё сознание, яростно попыталась вытолкнуть непрошенную гостью. Но куда изнеженной боярской дочери до закалённой годами и заклятиями вёльвы. Она продержалась несколько мгновений, прежде чем Астрид смогла завладеть её телом.

На самом деле, для того чтобы взять под контроль на несколько минут чьё-то тело, не требовалось больших усилий. Опытной вёльве даже ритуал для этого был не нужен – было много более безопасных способов – человека можно было опоить, ввести в транс. Он через несколько минут и не вспомнил бы, где был и что делал: выветрилось из памяти, и всё тут. Но в этот раз ей нужно было больше. Астрид было нужно, чтобы Анна была в сознании. Видела собственными глазами, что творят её руки, билась в истерике от беспомощности, но ничем не могла помещать.

Внешне княгиня словно стала спокойнее: морщинки на обеспокоенном лице разгладились, щёки немного обвисли, появились не заметные обычно брыли. А губы тронула холодная полуулыбка, смотрящаяся совершенно чужеродной на открытом смешливом лице.

Астрид передёрнула плечами и пошевелила пальцами, привыкая к новому телу. Сдерживать Анну оказалось труднее, чем она рассчитывала. Вёльва чувствовала всё нарастающее давление в висках, а каждое нервное окончание дрожало, словно натянутая струна. Действовать нужно было быстро, пока у вёльвы ещё оставались силы, чтобы сдерживать Анну, запертую в собственном теле.

Она взяла с лавки подушку, набитую гагачьим пухом и, словно задумавшись, взвесила её в руках. Маленькая девочка, в отчаянной попытке докричаться до матери, заревела изо всех сил, чувствуя, как рвутся голосовые связки.

А Астрид, дождавшись, когда ребёнок замолчит на мгновение, чтобы сделать короткий, судорожный вдох, накрыла подушкой маленькое тельце.

Терем погрузился в звенящую тишину.

Энергия ребёнка, убитого руками собственной матери, серебристым маревом начала подниматься над бездыханным тельцем и тут же была перехвачена сетью заблаговременно поставленного проклятия.

Как только Астрид почувствовала, как напитанная горем и страданием жизненная сила попала в расставленную ловушку, она отпустила Анну, спеша вернуться в своё тело, чтобы успеть поглотить силу, пока та не развеялась. По всей коже и, словно даже по костям, прошли противные, зудящие вибрации, а вслед за ними – нечеловеческая боль, с которой сломанные и смещённые кости вставали на место.

С бледных губ её сорвался стон, а спину выгнуло дугой. Но даже несмотря на это, вёльва чувствовала облегчение. Ей нужно жить. Любой ценой. Ибо в Йотунхейм только что была отправлена ещё одна душа, обречённая на вечные скитания в холодных мрачных пустошах.