Черный призрак

Привратник монастыря ордена Певчих дроздов2 – проповедников в Хуисмарке брат Бертрам занимал это почетное место несколько десятилетий, причем уже в день вступления в должность был человеком почтенного возраста. Судите сами, разве можно на эту ответственную работу назначать юнца без опыта и знаний, того, кто, не разбираясь в человеческой натуре, будет допускать в обитель всякого встречного-поперечного? Естественно, нет. И брат Бертрам справлялся со своей работой отменно. Неторопливо кушая орехи и сушеные фрукты в относительном тепле и уюте своей сторожки, брат Бертрам, строго поглядывая на вновь пришедшего из маленького зарешеченного окошка, вдумчиво и с толком допрашивал гостя, невзирая на погоду и время суток, цари на улице хоть зима хоть лето, хоть дождь хоть вёдро. «С какой целью прибыли?» – придирчиво выбирая из холщового мешочка орехи почище и покрупнее, задавал вопрос Бертрам; «Откуда приехали?», «Что везете с собой?», «Чем намерены отблагодарить за гостеприимство?», «Где проживают ваши родные?», «Сколько будет квадратный корень из пяти с половиной?», «В каком году основана столица Мерсилии?». Иногда брат Бертрам требовал процитировать Святую книгу; иногда, буде у него настроение, расспрашивал путника о здоровье близких. Однажды брат Бертрам таким образом пять часов продержал у ворот графиню Кульик, и лишь вмешательство многовлиятельного епископа, приятеля Аббата и родственника принцепса Нарденборка, помешало графу Кульик примерно наказать строптивого монаха. Доводом к его оправданию послужило то, что брат Бертрам искренне радел о благополучии и безопасности родной обители, по возрасту своему уже не разбирал знаков отличия, указанных на гербе, и не делал разницы между графиней и разбойником с большой дороги. Последний мог до морковкина заговенья угрожать брату Бертраму саблей, но брат Бертрам продолжал бы бубнить свои вопросы, а что до смерти – брат Бертрам ее боялся не особенно. Тем более что убийство привратника разбойнику ничем бы не помогло – стены монастыря были неприступны.

Тем утром брат Бертрам встал не в лучшем расположении духа. Всю ночь он промучился ишиасом, и вдобавок ему приснилось, что настоятель издал указ пускать в аббатство кого ни попадя. Поэтому Бертрам был настроен неблагодушно, и его настроение отнюдь не улучшилось, когда он обнаружил, что на подступах к обители сидит ребенок и колупает стену осколком глиняного горшка.

– А ну прекрати хулиганить! – пригрозил брат Бертрам Лоретте из своей сторожки. (А колупала стену именно она).

Не воспоследовало ни ответа, ни знака внимания. Лоретта продолжала сосредоточенно и целеустремленно заниматься своим делом.

Ворча, брат Бертрам подпоясался, нашел мешочек с сухофруктами и стал читать молитвы в надежде, что пока он занят этим богоугодным делом, дитя устранится само собой. Выглянув спустя полчаса из окошка, брат Бертрам обнаружил, что ребенок и не подумал уходить, только вместо порчи церковного имущества занялся ковырянием палкой в земле.

Молитвы и сухофрукты слегка умиротворили брата Бертрама, поэтому второй его оклик был уже несколько добродушнее.

– Эй, девочка, ты чья?

Лоретта поднялась с земли и отвесила старцу вежливый поклон.

– Ничья, господин, – отвечала она. – Нет у меня ни матери, ни отца, а приемные родители меня бросили, чтобы вверить заботам служителей Господа.

Брат Бертрам погрозил ей пальцем.

– Ну-ну, девочка! А ну-ка, уходи отсюда домой!

– Нет у меня дома, господин, – потупив взор, смиренно отвечала Лоретта.

– Чего ты хочешь, девочка? – спросил брат Бертрам. – Говори или беги отсюда прочь. Здесь детям не место. Возвращайся к родителям.

– Не могу, – отвечала Лоретта. – Мне наказано кой-чего передать Аббату или брату Мартину.

– Мне передай. А я им скажу.

Лоретта помотала головой и вернулась к ковырянию в земле.

Брат Бертрам разозлился.

– Знаешь что? Никого я звать не буду. Иди прочь! Кыш! Возвращайся откуда пришла!

– Некуда мне идти, господин. Меня из дома выгнали!

Голубые глаза Лоретты увеличились раза в два и налились слезами. Миг – и из них полились два мощных потока.

– Эй, девочка! – перепугался брат Бертрам. – Не вздумай плакать! Это запрещено уставом!

Лоретта набрала воздуха и исторгла из маленькой грудной клетки большой вопль, который в хрустальном утреннем воздухе разнесся далеко за пределы аббатства. Брат Бертрам запаниковал и кинулся к колоколу. Стены монастыря испещрились монахами с баграми и вилами, иные братья выскочили из ворот с ржавыми саблями и топорами в руках.

Сквозь толпу изумленных монахов протолкался Аббат.

– Это что еще такое? – указывая на Лоретту, строго спросил он Бертрама.

– Помилуй, отец Аббат! – бросился ему в ноги Бертрам. – Она сама пришла, сама! Сидит здесь с утра! Церковное имущество портит!

– Девочка, ты чья? – в свою очередь задал вопрос Аббат, с досадой подбирая полы рясы, ибо Лоретта налила у ворот порядочную лужу.

Лоретта внезапно умолкла.

– Ничья, господин, – с почтительным поклоном отвечала она. – Мои приемные родители вверили меня в руки Господа.

– Да ну? – спросил Аббат. – И как же это?