Черный рассвет (original mix)

– Леонид Иваныч, а помните, вы выдвинули идею о «последней, фатальной мысли», когда говорили про Илью? И я вот что подумал после этого: а может ли фатальной мыслью стать самая первая? Та, которая формируется в мозгу при самом рождении или даже до него, и в результате она определяет все наше мышление на последующую жизнь. Ну типа как исходный код, знаете? Как некий фундамент, на который потом накладываются все остальные мысли, которые приходят в жизни. И эта мысль сидит где-то глубоко в подсознании и в итоге влияет на весь последующий выбор, все действия, которые мы в дальнейшем совершаем. Будем ли мы страдать или радоваться, станем счастливыми или, наоборот, несчастными в течение всей последующей жизни. Все зависит в основном от нее.

– Интересное, конечно, предположение, Николай, но, на мой взгляд, мышление имеет не иерархичную структуру. Очень сложно представить себе архитектуру такого процесса, так как он ведь не ограничивается только языком. Языки нужны больше для того, чтобы выражать мысли и чувства, а следовательно, взаимодействовать с окружающим миром, включая других людей. А в сознании мышление в основном существует в виде символов, знаков, образов, которые в конце концов преобразуются в слова и предложения. Да и к тому же как эту мысль сформулировать или выразить, чтобы она легла в основу всего последующего мышления, если младенец при рождении не владеет языком? – задумался он.

– Ну, например, при помощи плача или крика. Да и не факт, что первая мысль появляется в голове именно при рождении, а вдруг это все происходит еще в утробе матери, – предположил я. – Как, например, в случае с сердцебиением. Ведь сердце начинает биться еще до рождения, и, возможно, ребенок начинает мыслить так же. Он же наверняка чувствует тепло, заботу и ласку матери, когда она, например, гладит живот или говорит что-то приятное, а следовательно, каким-то образом обрабатывает эту информацию.

– Я так и не пойму, к чему вы клоните, молодой человек? – иронично произнес старик. – Что, если малыш заплакал при рождении или закричал, то он обречен на страдания? Так практически все новорожденные плачут и кричат, это обычная реакция на страх или еще какое-то внешнее раздражение. Или к тому, что если первая мысль в утробе была о чем-то плохом, то жизнь будет мучительна, а если о хорошем, то радостна? Либо она как-то программирует сознание?

– Именно. Может, это и принято называть судьбой, – не унимался я.

– Ну хорошо, допустим, это так. И как бы тогда ты выразил сейчас эту самую «первую фатальную» мысль, отталкиваясь от того, что происходит в твоей жизни?

Тут я на какое-то время задумался и спустя пару-тройку минут тихо произнес:

– ЗА ЧТО!?. Да, именно так – за что мне все это!?

– Хм… В любом случае мы этого никогда не узнаем. Хотя мне больше кажется, что вы программируете себя именно сейчас, нежели тогда при рождении или даже до него.

Я зашел к Леониду Ивановичу в его последний рабочий день в уходящем году, чтобы поздравить с наступающим. В углу гардероба стояла настоящая елка, которая была украшена потрясающими яркими, блестящими игрушками, сохранившимися еще, по-видимому, с советских времен. От елки расходился приятный хвойный запах, напоминающий о беззаботном детстве. В последние годы дома мы наряжали уже искусственную елку всякими дешевыми китайскими игрушками с гирляндами, но это, конечно, не шло ни в какое сравнение с живой, ароматной хвойной красавицей и игрушками ручной работы родом из детства. Пока Леонид Иванович заваривал чай, я, возвращаясь с перекура, задержался напротив елки и стал рассматривать игрушки. Все были очень красивыми, с проработанными до мельчайших деталей рисунками, но одну из них я выделил больше всех. Это была яркая позолоченная еловая шишка, выполненная из тонкого стекла.

– Что, понравилась? – поинтересовался Леонид Иванович, внезапно появившийся у меня за спиной и наблюдавший, как я любуюсь этой шишкой.

– Да. Просто у меня в детстве был один случай с точно такой же игрушкой. Мы наряжали елку, и бабушка постоянно твердила мне, чтобы я был аккуратнее, потому что могу пораниться этими игрушками. В какой-то момент мне надоело слушать, и я назло сжал в руках такую же игрушку – доказать, что ничего страшного не случится, – но не рассчитал силы, и она лопнула у меня в руке, сильно поранив ладонь. Бабушка закатила истерику, а я разревелся и к тому же еще после этого поступка был наказан родителями за то, что не слушаюсь старших.

– Да уж, несправедливость – больное явление, – иронично подметил он. – Хотя, конечно, бабушка могла бы повлиять на то, чтобы тебя амнистировали. Ведь по сути ответственность за разбитую игрушку в определенной степени лежит и на ней, поскольку это она не смогла донести до ребенка, почему надо быть аккуратнее со стеклом, а просто капала на мозги.

– Да! Тут вы определенно правы. Таких персонажей я называю люди-комары, которые как бы пьют кровь своими проповедями и нравоучениями, – брезгливо сказал я.

– Ну, это не всегда плохо, я считаю, и можно многое почерпнуть для себя.