С черного хода вышел завернутый в плащ человек с непокрытой головой. Он шел, не замечая дождя. Катя узнала профессора и с перекошенным лицом бросилась наперерез. Он тотчас остановился, будто ждал ее. Мать, в последний раз моля о невозможном, выпила горечь его взгляда. Не в силах произнести хотя бы слово, она сникла. Лицо врача походило на мокрый осенний лист.
– Она умерла, – выдавил он наконец. И уже для себя добавил: – Собачья работа.
“Умерла… умерла… умерла… Что это значит?..” – Катя вышла за ворота больницы, плохо соображая, куда и зачем идет. “Девочка моя лежит там одна, зачем я ухожу?.. Я снова струсила…” – но она убегала все дальше и дальше по незнакомым улицам. Кто-то задал ей вопрос – она в ужасе отпрянула, не понимая, что с ней творится. Люди и собаки отшатывались от нее. “Что я наделала? Зачем оставила Машеньку в больнице – замерзшую, с растерзанной головкой?.. Надо вернуться… Сейчас я пойду туда…” Но вместо этого ноги уносили прочь, будто кто-то гнал ее, обездоленную, не чувствующую ни тела, ни души, не находящую в себе сил возвратиться.
Дождь прошел, и лишь одно облако, маленькое, кудрявое, весело кувыркалось в небе. Оно смеялось и ликовало, подгоняемое теплым ветром. Ему совсем не хотелось опускаться вниз – туда, где тяжко и смрадно жили люди…
Но женщина с намокшими волосами держала его, словно воздушный шарик, на веревочке и не отпускала улететь навсегда в бездонную синь. Вокруг нее, подобно пожару, хлопали огненные крылья, они отбрасывали черные тени, и ошарашенная беглянка уносила их с собой.
На мгновение Маша вспомнила бездну с огненными шарами, словно душа ее заглянула в зеркало прошлого. Но она знала, что больше не вернется туда. Она знала, что этот сон последний. И в следующее мгновение этого сна мать опять будет с нею, ибо воздушный шарик неумолимо тянул за собой руку, держащую его!
Это был такой покой и такое счастье, какое бывает только в детстве, когда очнешься от ночного кошмара и сердце замирает от радости, что, оказывается, страшное только приснилось и вся жизнь еще впереди. И смерти нет.
Этот вечер
Нил звонил в больницу после работы, около пяти он уже знал о случившемся. Едва хлопнула дверь в Катиной комнате, он побежал к ней.
– Катя, ты дома? Открой! – ему никто не отвечал, он продолжал стоять у двери. – Открой, Катя!
Самые дурные предчувствия мучили его. Нил опустился на стул у телефона и закурил. Минут через десять соседка открыла. Она сидела в сумрачной комнате, сгорбившись у детской кроватки.
– Ты вся мокрая, – Нил погладил ее плечо.
– Ты уже знаешь? – едва слышно спросила она.
– Да, я звонил в реанимацию…
При упоминании о больнице боль подступила с новой силой. Катя застонала. Она тут же представила Машино изуродованное тело, лежащее в этом здании у тюремной стены. Как если бы ее собственная рука или нога лежали где-то вдали от остальных членов. Машины вещи, ее кроватка невыносимо дополняли кошмар этого дня. Только придя домой, Катя окончательно поняла, что у нее больше нет дочки и она никогда не принесет ее в эту комнату. Как все просто, чудовищно просто! Она даже не предполагала, что смерть настолько проста, проста, как один-единственный шаг: сделал, и ты уже за гранью.
Сердце ее надорвалось, но сердце мира все так же неспешно бьется – с кухни доносятся запахи еды и звон посуды, из коридора – телефонный разговор, во дворе – смех пьяных. Все проявления жизни в одночасье стали невыносимы.
– Как жить, как?! – прошептала она.
Нил через силу, противный самому себе банальностью слов, пытался ее успокоить:
– Все еще будет, вот увидишь, ты сильная…
– Ничего больше не будет, – глядя в пустоту расширенными глазами, Катя силилась выхватить из темноты прошлое. – Ты ничего не знаешь о моей жизни. Если бы знал, то понял. Все началось еще в 88-м… Я смалодушничала… – глаза Кати расширились еще больше и в темноте казались чужими. – Все, что случилось сейчас, лишь расплата… Я тебе все расскажу… Но это… долгая история, а мне… слишком больно… – она повернула к Нилу беспомощное, заплаканное лицо.
– Ты ослабла, я принесу чаю, – Нил бросал пустые слова в пустоту.
– Позже, – безразлично пробормотала она и прилегла на край дивана. – Ну иди, иди… Все потом…
Нил вышел из комнаты, уверенный, что измученная Катя наконец засыпает. Он сел на кухне и закурил, уставившись в окна мансарды напротив. Женщина за стеклом шила, пристроившись поближе к свету. Нил тупо следил за ее мерно двигающимися руками – туда-сюда, тик-так… Наблюдателя отделяло всего несколько метров и две пары рам, он даже видел, как швея щурилась, вдевая нитку в иголку. Мысли остановились, как стрелки часов…
Из оцепенения его вывел пронзительный крик. Нил с трудом сообразил, что кричат во дворе, и высунулся наружу.
– Батюшки родные, помогите! – разносилось со дна колодца.
Посреди заасфальтированного пятачка распласталось тело.