Черный список

Она послушно поднялась и спустилась вслед за мной по лестнице. Я повел ее в темную ароматную глубину сада, ни секунды не сомневаясь в том, что делаю все правильно. Не знаю, откуда появилась эта уверенность. Просто я знал, и все.

Я обнял Татьяну и начал целовать ее спокойно, нежно, без напора и спешки. И она отвечала мне так же спокойно и уверенно, словно мы уже много лет были женаты и жили вместе и мой внезапный порыв казался ей совершенно естественным и не вызывал ни удивления, ни смущения. Постепенно мои ласки становились все более требовательными, и Таня откликалась на них тихими стонами и умелыми движениями руки. Ее пышная грудь под тонкой трикотажной майкой не была стеснена ничем и так удобно ложилась в мою ладонь, будто самой природой была предназначена для моих рук. Возбуждение нарастало медленно, и не было в нем той страстной оголтелости, которая всегда охватывала меня и с Ритой, и с другими «стройными и длинноногими». Я плыл по волнам, тихонько покачиваясь, и было мне так хорошо, как совсем недавно во сне.

Мы медленно опустились на траву, и я еще успел подумать, как удачно, что юбка у Татьяны из какой-то темной ткани…

Потом мы еще долго молча стояли, обнявшись, и она гладила меня по спине и по плечам, а я целовал ее волосы и висок и думал о том, что мой ангелочек с крылышками и пухлой попкой достал из своего стеклянного барабана самый счастливый билетик, и после этого, наверное, пойдет сплошная полоса неудач, но это черт с ним. За все нужно платить, и за вовремя вытащенный счастливый билетик тоже.

Со стороны калитки послышались голоса, вернулась Ира. Мы торопливо выскочили из сада и уселись на ступеньках лестницы, ведущей в их комнату, как будто весь вечер тут и просидели.

— Привет, полуночники, — шепотом сказала Ирочка, подходя к нам.

— Привет, гулена, — шепотом откликнулась Таня. — Где была?

— Вы будете очень смеяться, но мы ходили на нудистский пляж купаться.

— А что, здесь и такой есть? — спросил я.

— Точнее сказать, был. Оказывается, месяц назад его закрыли. Туда нужно спускаться по канатной дороге, а в прошлом месяце одна кабинка сорвалась, и теперь там все ремонтируют. Так что наша попытка искупаться голышом бесславно провалилась.

Я в душе посочувствовал хорошенькой веселой Ирочке. Понятно, что на нудистский пляж она со своим седобородым социологом ходила с совершенно определенной целью, и купание без купальника было только необходимым фоном, так сказать, сопутствующим условием для того, чем мы с ее подругой только что занимались в саду. Интересно, почему Мазаев для этого не привел ее в свою комнату? Хозяева идейно-строгие? Или он отдыхает здесь уже не в первый раз и в прошлые годы приезжал с женой? Мне, как человеку абсолютно счастливому, хотелось, чтобы и всем вокруг было хорошо, поэтому я великодушно предложил:

— А что, если мы с Танечкой пойдем прогуляться? Она целый день просидела за работой, ей нужно размяться. Как, Танечка? Пойдем?

Татьяна усмехнулась и выразительно посмотрела в сторону соседнего двора. В комнате Мазаева как раз зажегся свет.

— Ну, если наш ученый сосед еще не лег спать, то, пожалуй, имеет смысл.

— Таня! — В голосе Ирочки послышался ужас. — Это неудобно. Ты что!

— Ничего. Пойдем, Дима. По дороге и к соседу заглянем.

— Ну, ребята, ну я не знаю…

— А тут и знать нечего. Только убери со стола мои бумаги.

— Спасибо вам, — растерянно пролепетала Ирочка.

Мы вышли на улицу, я оставил Татьяну возле калитки, а сам подошел к открытому окну соседнего дома. Юрий Сергеевич сидел на кровати и задумчиво изучал рисунок обоев на стене, грея в ладонях рюмку с коньяком.

— Господин социолог! — позвал я вполголоса.

Мазаев вздрогнул, едва не пролив коньяк на пол.

— О, это вы, Слава. А я испугался от неожиданности.

— Буду краток, — сказал я, стараясь не расхохотаться. — Мы с Татьяной идем гулять, а Ирочка дома. В вашем распоряжении не меньше часа, это я вам гарантирую. Только не разбудите Лилю.

— Но… Подождите, Слава…

— Целую крепко, ваш Владислав, — бросил я уже на ходу.

— Куда направимся? — спросила меня Татьяна, когда я взял ее под руку и уверенно повел в неизвестном направлении.

— Не знаю, — беззаботно ответил я. — А ты куда хочешь?

— Домой, — очень серьезно ответила она. — У меня после любви упадок сил и ноги подгибаются. Я, видимо, не такая тренированная, как ты.

— Ты на что это намекаешь?

— Только на твою спортивную форму. А ты что подумал?

Я расхохотался.

— Татьяна Григорьевна, с вами не соскучишься! Прости, я в самом деле не подумал, что у тебя сил нет. У меня, например, крылья выросли. Но мне было так жалко твою Ирочку! Должны же у нее быть какие-то радости помимо кухни и стирки.

Мы шли в сторону моря и молчали. Сначала молчать было легко, но потом чем дольше затягивалась пауза, тем большую неловкость я испытывал. Татьяна недовольна? Сожалеет? Устала? Я сделал что-то не так? Обидел ее?

Я начал нервничать, но не мог пересилить себя и спросить. А она шла рядом, и я многое отдал бы сейчас, чтобы узнать, о чем она думает.