На набережной царило оживление, несмотря на то, что уже был третий час ночи. Работали ночные бары и дискотеки, рестораны и казино.
— Хочешь, зайдем куда-нибудь? — предложил я.
Она отрицательно покачала головой.
— Там шумно, а мне нужно подумать.
— Я могу узнать, о чем?
Ну вот, слава богу, подумал я, все-таки решился спросить. Даже если она сейчас скажет что-нибудь неприятное, все равно это лучше, чем мучиться неизвестностью.
— О пожаре. Я думаю, как перестроить сюжет с учетом того, что я узнала из Сережиных документов, и при этом не переделывать то, что уже написано. Ужасно не люблю переделывать.
Я ожидал чего угодно, только не этого. Большего удара по самолюбию мужика нанести невозможно. Пусть бы она сказала, что разочарована, что я не доставил ей удовольствия, что я слаб или, наоборот, невыносимо-назойливо вынослив. Любой упрек можно воспринять как информацию, сделать вывод и исправиться. Но это… Я как дурак иду и думаю только о том, что произошло в саду, а она — о своей книжке.
— А я думаю о тебе, — зло ответил я. — Извини, так уж я сентиментально устроен.
Она внимательно посмотрела на меня и вдруг мягко улыбнулась и погладила меня по щеке.
— Не сердись, милый. У нас все было хорошо, просто отлично, но зачем это обсуждать? Если это будет когда-нибудь еще раз — я буду рада. Если нет — то нет, тогда и говорить не о чем. Верно?
Я не нашел что ей возразить, но разочарование свое скрыть не смог. Правда, уже через минуту мне стало смешно. Ну что это я, в самом деле, слюни распустил! Она права. Мы знакомы с ней слишком мало, чтобы из факта физической близости делать выводы о развивающихся отношениях. Она же не может знать, как сильно она на меня действует и как странно мне то, что со мной происходит. В ее глазах мой порыв — эпизод, экспромт разведенного мужика на отдыхе, не более того. И если она не видит за всем этим переполняющей меня нежности, то это моя вина, а не ее.
Мы прошли мимо очередного открытого ресторана и поравнялись с небольшим павильончиком, витрины которого были плотно уставлены рядами видеокассет. Это был пункт проката. Я скользнул глазами по надписям на кассетах и собрался было уже идти мимо, но вдруг мое внимание привлекло нечто совсем уж не кассовое. Я увидел многократно повторенные названия: «Освобождение», «Победа», «Битва за Берлин», «Блокада», «Подвиг разведчика», «Сильные духом». Я даже решил было в первый момент, что мне померещилось. Но нет, кассеты лежали ровными стопками, пять «Освобождений», столько же «Побед» и «Блокад», остальных названий было еще больше — по восемь-десять штук. Чудеса какие-то! Здесь, в курортном городе, переполненном «новыми русскими»? Я сделал шаг вдоль витрины и удивился еще больше. Теперь моему изумленному взору предстали многочисленные названия фильмов 40 — 50-х годов: «Простая история», «Неоконченная повесть», «Все остается людям»…
Павильон был открыт, надпись у входа гласила, что работает он круглосуточно. Я заглянул внутрь и увидел знакомую физиономию юного видеобизнесмена Лени, который поставлял видеокассеты Николаю Федоровичу Вернигоре.
— Давай зайдем, — сказал я Татьяне, открывая перед ней дверь.
Леня сразу меня узнал.
— Здравствуйте. Вы ко мне или хотите кино взять?
— К тебе. Скажи, пожалуйста, почему у вас тут так много старых фильмов? Их что, кто-нибудь берет?
— У, еще как берут! Мы специально столько копий наделали, чтобы всем хватило. У нас в городе издавна отставные военные селились, вот как дед Николай, например. Их знаете сколько много! Они эти фильмы очень любят.
Он улыбнулся какой-то мудрой, недетской улыбкой.
— Их можно понять. Что сейчас пожилому мужчине по телику смотреть? Женщинам хорошо, для них по каналу «2х2» целыми днями сериалы крутят. А мужчинам? Им эти любовные сопли неинтересны. Вот и завели себе видаки, и смотрят фильмы своей молодости.
— А ты сам эти фильмы смотрел? — спросил я.
— А как же. Я же должен знать, чем торгую. А потом, знаете, память у стариков уже слабенькая, подводит. Приходит ко мне седой такой отставной полковник и говорит: мол, сынок, нет ли у тебя фильма старого, хороший такой был фильм, названия не помню, там Быстрицкая врача играет, а Бондарчук — инженера, что ли, или строителя, в общем, ноги у него отнялись. А я ему в ответ: пожалуйста, дедушка, вот вам ваша «Неоконченная повесть».
— Молодец, — похвалил я его, — с умом работаешь.
Мы снова пошли с Таней по ярко освещенной набережной, то и дело натыкаясь на целующиеся парочки и шумные компании. После очередного приморского ресторана, из которого доносились звуки танцевального оркестра, мы поравнялись с нарядной витриной магазина «Вероника». Судя по выставленным в витрине образцам одежды, магазин был из дорогих.
— Давай зайдем, — попросила Татьяна. — Любопытно.
Мы вошли в магазин, где сразу же наткнулись на подозрительный взгляд здоровенного типа в пятнистой униформе, видимо, охранника.
— Добрый вечер, слушаю вас, — кинулась нам навстречу продавщица. — Что бы вы хотели посмотреть?
Татьяна несколько растерялась от такого напора.