Черный список

Я не знала, что сказать, но желала возразить. Я хотела возразить, что он был не прав, но часть меня спрашивала «Что бы я сделала, если бы Эдуарда истязали бы до смерти, и это было бы моей виной?» Я бы не убила массы людей, но все, на кого бы, по моему мнению, пала за это ответственность, — все бы умерли. У меня было больше правил, чем у Эдуарда, поэтому если я чувствовала подобное по отношению к нему, насколько бы больше всего он сотворил, если бы это была моя смерть? Особенно с не-настолько-чутким состраданием человеком, как Олаф. Я не хотела, чтобы Ники и парни погибли, и я поговорю об этом с Эдуардом, и Бернардо. Они этого не заслуживают, но если Олаф умрет от руки Эдуарда, о да, черт побери. Мысль о том, что Эдуард, вероятно, будет убивать его долго — была теплой, счастливой мыслью.

— Я поговорю с ним о вас, обо всех вас. Я бы не хотела, чтобы кто-то еще был ранен только потому, что меня здесь не будет.

— Ты можешь поговорить с ним, — сказал Бернардо, — но это не поможет. Я знаю его много лет. Я видел, как он делал такие вещи, какие бы не совершил перед тобой. Поверь мне; я скорее предпочел бы кто-нибудь другого, гоняться за моей задницей.

Снова я не знала, что сказать, поэтому просто согласилась. — Я бы тоже не хотела, чтобы Эдуард охотился на меня.

— Со всем этим, ты теперь собираешься зациклиться по этому поводу? — спросил Бернардо.

Я посмотрела на него и пожала плечами. — Что еще ты хочешь, чтобы я сказала?

— Боже, ты действительно парень, то есть выглядишь ты как девчонка, но это чисто мужицкая фишка. Ты игнорируешь все это эмоциональное дерьмо и просто признаешь, что Эдуард опасен. Пиздец, Анита.

— Ты всегда такой слабак? — спросил Никки.

Бернардо уставился на него, расправляя плечи и медленно выдвигаясь вперед. Люди думают, что драки начинаются с хмурых взглядов или криков, но это не так. Они зачастую начинаются из-за неуловимых движений тела, человеческая версия вздымающейся шерсти у собак, вот только собаки знают, что это означает, впрочем, как и большинство мужчин.

Никки улыбнулся, и это было еще одним способом позадирать другого человека. Так вероятность драки только усиливалась, но большинство женщин не понимали почему, я же, к большинству не относилась.

— Никки, — одернула я его, — не надо.

Он посмотрел на меня, пытаясь состроить невинное лицо, но провалился.

Бернардо подошел еще ближе, и я встала между ними, — Мы здесь не для того, чтобы драться из-за всякого тупого дерьма, — произнесла я.

— Ты мне не босс, пока еще нет, — сказал Бернардо.

— Не знаю о чем это ты, говоря «пока еще нет», но знаю, что на словесные разборки мы время тратить не будем.

— Бернардо новенький, — сказал Лисандро, — Ты не говорила Никки, что ему нельзя с ним драться по-настоящему, а Никки последнее время врется в реальный бой.

— Не знаю, что ты имеешь в виду под «реальным боем». Никки тренируется на ринге с остальными охранниками.

— Но это не взаправду, — возразил Лисандро.

Я обернулась и посмотрела на Никки, — Что я пропустила?

— Не знаю о чем ты, — ответил он.

— Почему ты хочешь подраться с Бернардо?

Никки просто смотрел на меня.

— Ответь на мой вопрос, Никки.

Он нахмурился, вздохнул, но ответил, потому что должен был; если я задаю прямой вопрос, то у него не остается другого выбора, кроме как ответить мне: — Я теперь не причиняю людям вреда, потому что никто мне не платит за это, а ты мне запретила убивать кого-либо, кто принадлежит тебе, даже если они начнут драку. С тобой работают несколько очень сильных людей. Я мог бы убить их, но если нет, то они ранят меня, причем сильно, так что я не дерусь.

— Ты тренируешься на ринге, — повторила я.

Он пробежался взглядом по машинам, будто считая до десяти, — Это не то же самое, Анита. И даже близко не стояло.

— То есть ты говоришь, что хочешь подраться с Бернардо, чтобы надавать ему по морде, или даже убить?

— Я хочу кому-нибудь надавать по морде, да. — Его большие руки сжались в кулаки так плотно, что напряжение пробежалось по его плечам и верхней части туловища, как будто, сжатая пружина, готовая вот-вот распрямиться и освободить всю накопившуюся энергию.

— Почему? — спросила я.

Никки кинул на меня недружелюбный взгляд. Такой взгляд ты видишь иногда у зверей в зоопарке в вольерах. Неважно сколько у них земли под лапами, сколько игрушек у них для игр, они навсегда останутся большими кошками, которые помнят бег на воле, и неважно насколько велика клетка, она всегда останется клеткой, а они всегда будут хотеть свободы. Единственный глаз Никки стал львиным, цвета янтаря, но потом он мигнул и снова возвратился к человеческому цвету. Но я знала, что он все еще там — его лев выглядывал из клетки, что я выковала для него; клетка, которую и Никки и его лев, ненавидели. «Как я могла этого не заметить?» Я не хотела видеть, не хотела понимать, что неважно каким ручным он казался, Никки все еще был социопатом, которого я встретила в прошлом году. Я не изменила его, я просто подавила его волю. «Дерьмо».