Чёрный Стрелок

Алексею Шелехову полгода назад исполнилось семнадцать, но выглядел он значительно старше и ростом почти сравнялся с человеком за рулём «мерседеса», Вениамином Застеновым, а в Вене — почти метр девяносто. Правда, в плечах Застенов, именуемый друзьями и недругами Стеной, пошире своего спутника. Но и Алёшку Шелехова хилым никто не назовёт. Сын статью в отца пошёл, а Игорь Шелехов в молодости три года подряд был чемпионом края по дзюдо. В тяжёлом весе.

— Я дядю Колю всегда рад видеть, — лучезарно улыбнулся Алёша.

И Стена, глядя на него, тоже расплылся в улыбке. Подумал:

«Такой славный парень вырос, просто душа радуется. Нет, правильно его Григорьич подальше от нашего говна держит!»

— Миша, — сказал он шофёру, — давай от развилки направо. В Праздничное.

Шофёр молча кивнул. Он уже понял. Говорил Миша мало, зато стрелял метко. Потому и возил уже третий год Веню Застенова, на которого многие зуб точили. И пусть точат! Отточенные зубы Веня вышибал с особенным удовольствием.

Дорога от трассы до Праздничного была отменная. Двадцать километров пролетели меньше чем за десять минут. Подъезжая к воротам, Миша даже и не подумал остановиться, только сбросил скорость со ста сорока до шестидесяти. Ворота уже были открыты, и охранник рядом застыл навытяжку. Этому наверняка позвонили с поста ГАИ, сообщили: «Стена едет».

Дома в Праздничном стоили от тридцати до трёхсот тысяч долларов, но одних долларов для того, чтобы стать хозяином здешнего особняка, было недостаточно. Это был посёлок для своих.

Дом Яблока не был самым большим в посёлке. Но и не самым маленьким. И отписал его Николаю лично Хлебалов. Пришёл к Коле в больницу и положил на одеяло документы. При всех своих, мягко говоря, недостатках, имел Николай Григорьевич неоспоримое достоинство в глазах его людей: своих никогда не забывал.

Увидев в окошко подъехавший «мерседес», Николай Яблоко обрадовался. Когда-то один из лучших бойцов Никитска, начальник личной охраны Хлебалова, два года назад он, как и подобает охраннику, прикрыл собой хозяина и получил в грудь четыре автоматные пули. На нём был бронежилет, поэтому Николай выжил. Но работать больше не мог. Он и двигался с трудом.

Ворота открыла автоматика. Мерс аккуратно въехал на выложенную плитами дорожку и остановился. Две овчарки, жёлтая среднеазиатская и чёрный «немец», подбежали к машине. Они не лаяли, не прыгали на дверцы с яростным лаем, не царапали когтями стёкла. Их обучали иначе. Дождаться, пока незваные гости выйдут из машины, улучить момент и вцепиться в глотку или в пах. Если, конечно, хозяин не даст отмашку.

— Ворон, Туркмен, свои! — крикнул появившийся на крыльце Яблоко, и псы, тут же утратив профессиональный интерес к гостям, потрусили прочь, точнее, вернулись к патрулированию территории. Если бы хозяин скомандовал не «свои», а «фу!», это означало бы, что его доверие к пришельцам ограничено и в любой момент может прозвучать команда «чужой!», а следовательно, псы должны держаться поближе к гостям, чтобы, к удовольствию хозяина, тут же запустить в них клыки.

Стена вылез из машины, шагнул вперёд и заключил Николая в могучие объятья. Бережно, впрочем.

Времена, когда они с Яблоком соревновались, кто сильнее, закончились.

С Мишей хозяин обниматься не стал, ограничился рукопожатием, а вот Алексея сграбастал сам.

— Здорово, Леха!

— Здравствуйте, дядя Коля! Здорово, что вы уже ходите!

В последний раз они виделись, когда Яблоко возили в инвалидном кресле. Одна из четырёх пуль, пробив броник, повредила позвоночник, и врачи были почти уверены, что Николай никогда уже не встанет на ноги. Но он встал.

— Гляди, как ты вырос! — воскликнул Яблоко. — Венька, ты глянь! Он же с тебя ростом!

Овчарки вернулись, остановились шагах в десяти, вопросительно глядя на хозяина.

— Можно, — разрешил тот, и кобели бросились к Алексею. Ворон тут же взгромоздил лапы ему на плечи и обслюнявил всё лицо, более сдержанный Туркмен просто потёрся головой о бедро юноши. Они были давние друзья, со щенячьих времён, когда Лёшка, помогая Николаю, гонял их, полугодков, вбивая в их ещё бестолковые головы начальные команды.

— Хорош! — гаркнул Николай, и псы оставили Алёшку в покое.

Шелехов улыбнулся своему другу и наставнику. Конечно, от прежнего богатыря осталась только тень, худая и сгорбленная, на высушенном болью и болезнью лице зелёные глаза неукротимого бойца, но — тоже незнакомые, блестящие, с расширенными зрачками…

Если бы Алексея попросили назвать своих лучших друзей, он назвал бы не своих одноклассников из привилегированного интерната и не нынешних сокурсников из Англии, и даже не корешей из хакерской тусовки, а дядю Колю Яблоко и дядю Веню Застенова. И ещё, пожалуй, Ефима Аслановича Юматова.