Чёрный Стрелок

Личный секретарь Хлебалова Фома Стёпкин вынырнул из чёрного хода и быстренько огляделся. Задний двор ресторана ничего примечательного из себя не представлял. Суетились какие-то люди в замызганной униформе, в воротах стоял фургон. В приоткрытую дверь можно было разглядеть красную коровью тушу.

Фома Стёпкин поправил галстук и решительно зашагал к воротам. Он был очень доволен, поскольку, во-первых, ловко обманул этих грубых охранников, которых навязал ему ещё более грубый Застенов, во-вторых, он уже предвкушал будущее свидание, и это сладкое чувство окрыляло Фому. Такой юный мускулистый…

— Дорогу! — грозный рык заставил Фому шарахнуться.

Здоровенный мужик в окровавленном халате проволок мимо ободранную коровью ногу.

Фома, брезгливо поморщившись, поглядел ему вслед. И даже пожалел, что смылся от телохранителей. Ух, они бы накостыляли хаму!

Стёпкин вздохнул и бочком, стараясь не замарать костюм, начал протискиваться между грузовиком и створкой ворот… И тут грузовик тронулся.

Фома тоненько взвизгнул и прижался к створке, забыв о костюме. Но заляпанный грязью борт фургона медленно прополз мимо, даже не задев Стёпкина. Фома вздохнул с облегчением.

«Вот растяпы, — подумал он. — Даже дверь не закрыли».

И тут из фургона метнулась рука, ухватила Фому за дорогой галстук с золотой заколкой и мигом втянула в фургон.

— Есть козлик! — радостно изрёк Салават, широким движением запулив перепуганного Фому в груду коровьих туш. — Ме-е-е!

Стёпкин судорожным движением ослабил галстук, ощупал шею… И подскочил, обнаружив, что лежит между коровьих рёбер.

Подскочил — и оказался в крепких мужских объятьях. Увы, никакой радости от этого он не испытал. Мужчина явно не относился к тому типу, что нравился Фоме. Не удивительно. Вряд ли нашёлся бы гомик, которому понравился бы Череп. Разве что — гомик-некрофил.

Фома судорожно открыл рот, но из горла вместо истошного крика вырвалось жалкое сипение.

— Не надо кричать, — бесцветным голосом произнёс Череп. — Язык отрежу.

И перебросил пленника Салавату, который к этому времени уже закрыл двери и включил бледную лампочку под крышей фургона.

— Стреножь его, — сказал Череп.

— Зачем? — Салават ухмыльнулся. — Он тихий.

И отшвырнул Фому к стенке.

Стёпкин забился в угол и, цепенея от ужаса, глядел на двух страшных людей с гладкими черепами, в забрызганных кровью халатах. Да и люди ли они? Чем больше Фома на них глядел, тем больше в этом сомневался. Люди такими не бывают! И ещё эти страшные окровавленные туши…

Салават присел на корточки.

— Ты, чушок, на железе не сиди! — сказал он. — Попку отморозишь. Такую попку беречь надо! — и разразился хохотом. — Острый восточный блюдо знаешь?

Фома быстро замотал головой.

В руке страшного человека непонятно как оказался здоровенный тесак.

— Острый восточный блюдо! — гаркнул он, вертя тесаком перед самым носом бедного педика. — Ножик в жопа! А? — и опять разразился ржанием.

Глаза у Фомы стали совсем белые, мир закружился, и Стёпкина накрыло спасительное беспамятство. Он даже не услышал, как Череп бесстрастно сказал напарнику:

— Оставь его, Салават. Обгадится.

Отвлекающий манёвр Евгения Бессонова был выполнен безукоризненно. Но он никак не мог предположить, что этот манёвр вызовет прямо противоположный эффект.

Глава двадцать седьмая

Телефончик Вени Застенова затрендел в самый неподходящий момент: когда Веня, вдумчиво и обстоятельно употребял по прямому назначению белокурую крошку, числившуюся инструктором массажного кабинета в соседнем санатории. Поскольку в инструкциях по этим видам массажа Веня не нуждался, то он просто возлежал, раскинувшись, на краю бассейна, отделанного белой полипропиленовой пенкой и, щурясь от солнца, с удовольствием наблюдал, как, подрагивая грудками, лихо скачет юная массажистка. Наблюдал и ощущал, разумеется. Вообще-то у них было своеобразное пари. Если выигрывала девочка, то она получала приз — зелёную стошку. Если выигрывал Веня… В общем-то он и так, без всякого пари мог делать с ней всё, что пожелает. Но Веня любил пари. И в этом он пока лидировал: девочка уже вся лоснилась от пота, а Застенов ещё вполне контролировал ситуацию. И долго мог контролировать. Этому приколу его научил Юматов, заслуженно считавшийся в среди хлебаловской братии заслуженным обергросстрахтермейстером.

В общем, звонок оказался совсем некстати. А то, что услышал Веня посредством мобильной связи, — и вовсе некстати, поэтому он жестом велел девочке слинять и лишь после этого потребовал от собеседника повторить сказанное. Тот охотно повторил.

— Объясни своему хозяину, Стена, что чушкарек его — у нас. Просто, чтоб он был в курсе, а то слишком залупонистый он стал, твой хозяин.

— У кого это, у нас? — взвился Застенов. — Ты обзовись, мать твою!

— А ты пошевели извилиной, Стена, — издевательски посоветовали в трубке. — Глядишь, и сам допрёшь.

Веня промолчал. Он прикинул, чем может обернуться для Хлебалова похищение секретаря, — и похолодел. Фома знал всё. Ну, почти всё. А в том, что мсье Стёпкин, стоит его чуть прессануть, запоёт, как канарейка, Веня не сомневался.