Итак, Семен Штопин. Да еще в библиотеке! Сюрприз в самое темечко. Семен обладал одним запоминающимся свойством — ему мало кто симпатизировал, но почему-то его слушались. Как будто боялись, как дурной приметы. Ян помнил, что и на него Семен имел это неприятное гипнотизирующее влияние. Нет, это не было действием отрицательного обаяния, это было постыдным суеверием. Постыдным, потому что за ним таилась трусость. И Ян взялся ее искоренить. Так он стал использовать Семена как тренажер для силы духа. Он вроде как был с ним дружен, но его мнение старался хоть в чем-то, но оспорить. Спокойно, без агрессии и апломба… До этих экспериментов он дорос уже после армии, хотя и дружили они недолго. Но… со Штопиным было интересно, этого не отнять. Он помог Яну пообтесаться, стать разборчивей в «порочащих» связях. На пружине вечного несогласия Ян нарастил риторические мышцы. И научился жалеть женщин. Даже самых что ни на есть самоуверенных. Штопин, кстати, нравился только таким. Другие, тонкие-ранимые-женственные, — ну что они, бедняжки, могли сделать против его поганого языка… Так что отношения со слабым полом, как и дружба с сильным, для Семена были замешаны на соперничестве. А еще на… грязи. Штопин имел разные пограничные склонности в сексе, о которых Ян догадывался по сорту его юмора. Яну всегда казалось, что красивая женщина на такое не пойдет. Красивая, самоуверенная, то есть штопинский типаж. Здесь нужна барышня неброская, которая жаждет заслужить любовь ублажением мужских прихотей. Таких милашек Ян жалел прежде всего. Но оказалось, он утопал в стереотипах. С годами он понял, что невзрачные бабенки могут быть еще какими пираньями, а сущие красотки — бедными Лизами…
Но ожидал ли он, что Семен будет страдать от неразделенной любви, да еще к библиотекарше?! Да еще в зрелом возрасте… Но дело обстояло именно так. Естественно, подано это чувство было под соусом непреодолимых обстоятельств, но по тому, что даму сердца даже не предъявили, Ян понял, что все гораздо драматичней. Дама либо не блещет экстерьером, но это на Штопина не похоже. Значит, скорее всего, она отвергла его циничные, искрящиеся колким оскорбительным интеллектом ухаживания. Вообще говоря, для здоровой женщины это было бы нормально. Но разве Семену возможно было объяснить, что он извращенец…
А потом Ян пришел в «Грин» второй раз. Обещал Бэлле помочь с аудиотехникой. И на него накинулась фурия…
— Нора, наверное, — пояснил Рашид с запоздалой благодарностью к фурии.
Наверное. Она устроила Яну настоящий допрос о том, что его связывает с исчадием ада по имени Семен Штопин. И как он может одновременно подавать руку этой мрази и пытаться помочь Малике. Что здесь не так?! Медленно, но верно до Яна доходил древнегреческий накал трагедии, в которую он нечаянно впутался. И он сделал вывод: чур меня! Помочь чем мог — помог. Остальное — божья воля. До возмездия он не дорос, и разве разберешь, кто виноват! Он счел, что ежели Семен виноват, то будет наказан по всей строгости закона городских джунглей. У Яна была простая житейская вера в наказание, которое непременно настигнет источник зла. Тот, кто делает подлость невинному доброму человеку, просто не может пребывать в гармонии со вселенной. Рано или поздно ему аукнется с великой силой. Закон сопромата, если хотите, — метафизического…
Нет, Ян не был идеалистом. Он верил лишь в черную половинку справедливости. Он знал, что награды частенько не находят своих героев, а лучшие из нас страдают и не находят себе места в этом жестоком мире. Добрые дела зачитываются с роковым опозданием. Но с наказанием высшие силы так не медлят…
А когда Ян набрался душевных сил и решил все-таки спросить обо всем самого Рашида, было уже поздно. Малика умерла, ее безутешный муж ушел из дома. Словом, обрыв связи. И все же Ян продолжал чувствовать смутную ответственность за несчастье, постигшее старого друга. И вновь приперся в библиотеку, где его все так же встретила неувядающая Бэлла.
— Мы передали вашу помощь. Мы скорбим о Малике. — Директриса на сей раз встретила его суховато. Ян почувствовал неловкость. Он хотел поподробней расспросить о роли Штопина в этой печальной истории, но, видимо, его опередили. Репутация рухнула. Он якшается с исчадием ада! Каково же было его удивление, когда на страничке «Грина» в Фейсбуке он увидел идиллическую фотографию — Бэллу, Штопина и еще одну библиодиву, которая показалась ему весьма-даже-почему-бы-и-нет! Ян решил, что это и есть роковая любовь циничного Семена. И совершенно ему не пара — глаза добрые, черепашьи. Он сам толком не знал, что вкладывал в этот эпитет. Наверное, доброта, медлительность, безобидность? Он-то полагал, что условный идеал женщины состоит именно из этого коктейля…
Ян случайно встретил этот идеал в метро. Спустился в подземку, когда машина была в ремонте, и заприметил у колонны. Было поздно, она по-домашнему широко зевала. Долго не мог вспомнить, откуда ее знает. Потом гадал, что будет, если подкатить к ней. Понял, что лучше не надо. Вдруг Семен еще не остыл.