Черный телефон

Фантасмагория — и более ничего! Но помечтать-то можно… если это мечта, а не страшный сон. В любом случае он не страшнее, чем тот, который был для Ляли повседневностью… Никуда она, конечно, не ушла бы. Но резко отказывать Штопину боялась. Поэтому делала вид, что раздумывает, медлит… Ей казалось, что Семен — интеллигентная версия Санька и отказ приведет его в бешенство. Конечно, и бешенство будет иным, изощренным, но это даже страшнее. Ляля так устала ощущать эту угрозу. И поэтому она хорошо научилась развлекать Семена разговором, а заодно и читателей клуба «Грин», постоянный круг которых был чем-то вроде уютного местного сообщества, где было принято приносить гостинцы и баловаться роскошью человеческого общения.

Удивительно, но Штопин ценил ее цепкую память на детали. Это достоинство он заметил, когда Ляля была его студенткой. Тогда искру преподавательского интереса Ляля приняла за обычный штопинский сарказм. Их общение с острыми ранящими краями началось уже в «Грине», куда Семен приходил потрепать нервишки библиотекаршам, взвинтить тонус их чахлого интеллекта. Лионелла всегда была в стороне от основных баталий, которые устраивали с монстром Нора, Кира и Леночка. Если у Ляли и были аргументы, она выкладывала их спокойно, без суеты, изящно сервируя в столовом закутке, где обедали труженики отдела «Абонемент». Там монстр обычно начинал клянчить угощения — не всерьез, конечно, издевательски. А Ляля выкатывала как ни в чем не бывало чай со вкусностями, а уж во вкусностях она знала толк. И штопинский яд постепенно терял свою силу. На чем они почувствовали родственный флюид, точно и не вспомнить. Может быть, на «Завтраке у Тиффани», на том, что главный герой, хоть и жиголо, но мужик, которого смазал пошлый счастливый финал в фильме…

Нет! Это Лялина трактовка. Это она чувствовала родственную душу в герое, а Штопин заклеймил его типичным содержантом, у которого никогда бы ничего не получилось с Холли, потому что она той же породы. Они оба нахлебники и не могут быть вместе, и автор пишет именно об этом, а Голливуду плевать на логику самой жизни, он качает бабло.

Ляля решила пойти окольным путем. Она вспомнила другие произведения любимого Трумена Капоте. «Другие голоса, другие комнаты», например! Штопин удивленно поднял бровь. Этого он не ожидал. А она продолжила, как ей близка именно эта трепетная и такая не похожая на брутально-витальные американские традиции линия, идущая от Фолкнера, от его «Шума и ярости»… а потом Стейнбек… Словом, аутисты, шизоиды, маргиналы — это цвет американской нации, вы меня понимаете?

И Штопин понял. И пригласил ее прогуляться по непристойной старухе Москве. С тех пор когда Ляля могла уйти из «Грина» пораньше, она выходила на бульвар, а там, за углом, было кафе, где ждал ее Семен. Он подбрасывал ей цитату — и она должна была сказать, чьи это слова.

— Мы — снежинки, летящие параллельно Земле…

И мир, все вокруг, еле заметно, незримо, но менялось! Но на этом литература заканчивалась, хотя оправдание героя «Завтрака у Тиффани» Ляле удалось. После третьей рюмки. Штопин пил порциями по сто. После трех заметно смягчался, и глаза его цвета паутины начинали блестеть медовой глазурью. Они сидели в кафе на двенадцатом этаже новомодного отеля. А в лифте он так ее сжал, что тело накрепко запомнило сладкий шок вэдэвэшного захвата. Ночью, во сне у Ляли случился сильнейший оргазм. Так у нее случалось только в юности, во времена первых любовных ошибок, которые с точки зрения телесных реакций были куда правильней канонических семейных хроник.

Ей тоже было чем развлечь чудовище. Например, когда они садились в машину, она зорко высматривала тех, кто едет в соседних авто, — кто подрезал, кто пропустил, а от кого следует держаться подальше. Штопин был на удивление беспечным ездоком. А Ляля чувствовала пульс чужих историй и знала, что автомобиль неразрывно связан с натурой владельца. Когда-то, еще до замужества, она училась водить, но машина у нее так и не случилась. А интерес остался.

Штопина развлекали эти этюды. А еще больше его развлекали… сплетни. Это Лялю не удивляло. Она давно знала, что неудовлетворенные мужчины — сплетники, почище дворовых ситцевых баб. Так она, словно товарке-секретарше, поведала Штопину о романе Лены Царевой и Ника, Таниного мужа. А также о том, как Нора Грантовна, мегера всех времен и народов, пыталась этот роман погасить. Своими странными методами. Нора была отрицательным героем, поэтому сплетничать о ней не было грехом — такую заповедь Ляля себе установила. Но эти смехотворные правила — не главное. Важно было понять эту нерядовую женщину.