Черный вензель

Девица ничего не сказала, только вопросительно приподняла похожую на мохнатую гусеницу бровь.

«Я хочу, чтобы были наказаны все, кто издевался надо мной!» – отчеканил я.

Чарли какое-то время молчала, глядела на меня так странно, вроде с жалостью, но и губы презрительно кривила. Потом сказала:

«Из тех пятерых, кто заставил тебя стоять в реке, сейчас живы и здоровы только двое. Двое под подозрением – правда, мы с Марком уже дали показания, что видели их в другом месте. Но им все равно очень паршиво из-за случившегося. Ты можешь считать, что справедливость восторжествовала».

«Не путай справедливость со случайностью, – парировал я. – Хотя я такой случайностью очень даже доволен, но этого недостаточно. Те двое… Я не прошу их убить, пусть подергаются, потеряв все шесть чувств, или что вы там еще умеете. И чтобы побольше народу их такими увидало – это обязательное условие. А вообще у меня в школе врагов хватает, я подготовлю список…»

И тут она закинула голову и захохотала, гулко, как из бочки. Я даже попятился.

«Может, ты лучше подкачаешься и сам набьешь морды своим многочисленным врагам? Потому что мы этим заниматься точно не станем, – отсмеявшись, отрезала дылда. – Мы тебе не наемные мстители. И давай к этой теме больше не будем возвращаться!»

Пошла к машине, но я схватил ее за рукав. Процедил:

«Не-а, придется вернуться. Даю вам неделю на то, чтобы все обдумать и принять верное решение. Начните с Кортеса и его дружка. Я в школе появляться не буду, понимаю, что вы предпочтете взяться за меня. Но я буду ждать и просматривать школьный сайт и вообще соцсети. Там должно появиться то, что произойдет с парнями, ясно? А если за неделю ничего не случится…»

«Что тогда?» – через довольно долгую паузу спросила Чарли.

«Тогда я убью вас. Всех пятерых или сколько получится. Думаю, выжившим будет паршивее погибших, разве нет?»

Я обогнул ее и припустил вдоль по улице. Кажется, Шарлотта меня окликнула, но проезжавший мимо трейлер заглушил ее голос. Да я в любом случае не оглянулся бы, потому что я ВСЕ сказал.

Я пришел домой и заявил матери, что учиться пока все равно не могу и лучше мне пожить в Лондоне у сводного старшего брата. Отец еще утром улетел по делам на пару недель в Штаты. Мать уже запланировала что-то с подругами и попросту отмахнулась от меня, типа делай что хочешь. А сейф отцовский с оружием я вскрыл поздно вечером и автомат «Узи» на тридцать два патрона припрятал в своей комнате. Брат работал в охране, попрошу его походить со мной в тир. Я должен быть готов к любому повороту. С этого дня Я НИКОМУ БОЛЬШЕ НЕ ПОЗВОЛЮ ГЛУМИТЬСЯ НАД СОБОЙ!

* * *

На этом обрывался дневник Орсона Брука, стрелка из Барнса. Антон долго смотрел на последние строки, размышлял. Перед глазами словно живые картинки проносились. Потом набрал номер Давида и договорился о новой встрече.

Голос главы «Комитета» показался ему не совсем здоровым, подсевшим, но встретиться он согласился, только не в парке, а на пешеходке. Сказал, что будет ждать на скамеечке напротив кафе «Часы», и просил не опаздывать.

На этот раз мужчина пришел без сына, хотя Кинебомбе показалось, что как раз сегодня он нуждался в присмотре, – круглое лицо припухло, как вздувшийся на сковородке блин, под глазами залегли черные тени. Давид сидел, сильно подавшись вперед, словно страдал животом, но встрепенулся, заметив подошедшего Антона.

– Болеете? – не стал церемониться тот. – Так зачем было встречаться, время терпит…

– Думаешь? – глянул на него снизу вверх Давид. Лоб его обильно усеяли капельки пота. – Оптимист ты, однако.

– Ну пару дней-то, – смутился Кинебомба, чего давно с ним не случалось.

– Не, друже, за пару дней мне лучше не станет, и за пару недель тоже. А вот ситуация с нашими ребятишками может понестись с места в карьер в любой момент.

Антон ограничился сочувственным вздохом и кивком.

– Ну что, впечатлился? – спросил, кивая на папку у него под мышкой, Давид.

Кинебомба снова кивнул.

– Девчонок тех, кстати, через пару недель все же нашли.

– Живых?!

– Какое там! Они со страху, видать, в речку попрыгали, а там омуты, затянуло их.

– Я много думал, – помолчав, сказал Антон. – Единственный способ сделать все по-человечески – это каким-то образом изолировать первенцев. Жить среди людей им нельзя.

Давид дробно и совсем невесело рассмеялся.

– Кто же тебе позволит такое, а? Институту нужно, чтобы они жили среди людей и проявляли себя во всей красе. Их родителям нужно, чтобы дети остались с ними. Вот и получается, что прекрасные, чистые, добрые ребята сеют вокруг себя хаос и смерть, и поделать с этим ничего нельзя. Вернее, можно, но это, как говорится, будут непопулярные меры.

– Но нельзя же убивать подростков только за то, что их создали вот такими! – выдохнул Кинебомба.

Вскочил на ноги и забегал туда-сюда вдоль скамейки. Давид молчал минуты две, тяжело и выразительно. Потом произнес:

– Короче, защитить нельзя уничтожить, поставь верно запятую. Бывает так, что родители случайных жертв становятся членами «Комитета». И даже они не желают смерти первенцам. Знаешь, почему погиб мой Григорий?

Антон мотнул головой.