Черный ворон

– Вот, – сказала она. – Здесь его теплое белье, рубашки. А это – его рукописи, материалы по дипломной работе. Вы, надеюсь, не настаиваете, чтобы он бросил учебу на последнем курсе и пошел мазать стены вместе с вами?

– Не настаиваю, – сказала Таня. – У него вряд ли получится.

Они обменялись убедительными взглядами.

– Вы, – горячо произнесла Марина Александровна, – вы соблазнили чистого, неопытного мальчика. Уж не знаю, как вам это удалось, на какие вы пустились уловки. Вы задумали поживиться чужим счастьем, но. только ничего у вас не выйдет. Где бы вы ни прятали его, как бы ни настраивали против меня, как бы ни крутили перед ним своими прелестями, рано или поздно он бросит вас. Бросит – и вернется ко мне!

Тане было что сказать этой женщине. Слова так и рвались наружу. Но это были нехорошие слова, и она сдержала себя. Она подошла к двери и распахнула ее.

– Уходите, – сказала она. – Вещи я передам, не беспокойтесь.

Марина Александровна направилась к двери, но, оказавшись в проеме, вдруг схватилась за косяк и замерла. Плечи ее затряслись. Она обернулась, и Таня увидела, как некрасиво распялился ее накрашенный рот.

– Умоляю, заклинаю вас, скажите ему, чтобы хотя бы позвонил... Я все ж не чужая ему., .

– Он позвонит, – сказала Таня. – И будет приходить к вам, когда захочет, если захочет. Я ничего за него не решаю.

– С-спасибо, – пролепетала Марина Александровна. – Знаете... если что-нибудь... У Ванечки своя комната, и мы могли бы... как-нибудь... Я не могу без него!

– Я понимаю, – сказала Таня.

Марина Александровна выпрямилась. Видно, ей стало неловко за слабость, проявленную перед лицом... врага не врага, но, как бы сказать... Соперницы.

– Разумеется, о том, чтобы прописать вас на нашу площадь, не может быть и речи! – отрезала она и хлопнула дверью.

Выждав несколько минут, Таня накинула на плечи пальто и спустилась на вахту. Телефон был свободен. Припомнив номер, Таня сняла трубку и набрала семь цифр. На третьем гудке ответил знакомый неприятный голос.

– Здравствуй, Настасья, – сказала Таня. – Это Таня Приблудова. Есть разговор.

Марина Александровна и года не продержалась бы на своей должности, если бы откровенно, в лоб пользовалась всеми связями, которые эта должность перед ней открывала. Но если бы не связи, то она не продержалась бы и недели. Искусство служебных взаимоотношений, несложное в основе своей, требовало истинного таланта для практического применения. Для той ячейки, которую занимала Марина Александровна, этот талант надлежало употребить на создание ситуации, при которой нужные люди просто не могли не предложить ей свою помощь. За многолетний опыт работы она научилась создавать такие ситуации автоматически.

И в тот понедельник у нее в мыслях не было как-то побудить своего шефа отрегулировать катастрофическое положение с ее сыном, попавшим в лапы беспардонной авантюристки. Честно говоря, в мыслях у нее тогда вообще не было ничего путного – несколько бессонных ночей, раздражение от идиотских советов и навязчивых утешений недалекого мужа, мигрень... Она явилась на работу в чулках от двух разных пар (оба черные, но левый со швом, а правый ажурный), перепутала папку с входящими и папку с исходящими и принесла на подпись Дмитрию Дормидонтовичу бумаги, уже однажды им подписанные. О каком плане, о каком умысле могла идти речь?

Дмитрий Дормидонтович посмотрел на бумаги, потом на лицо секретарши, резко кивнул и сказал:

– Садись. Рассказывай.

Как и Марина Александровна, товарищ Чернов был, как это называлось тогда в газетах, "человек на своем месте", то есть природные свойства подкреплялись навыками, а навыки переросли в условные рефлексы, а поскольку его место было достаточно высоким, то и завязанность на рефлексы была высокой. Он еще не успевал получить очередные руководящие указания, а руки уже сами хватались за надлежащий телефон, а голос доводил эти указания до нижестоящих инстанций, автоматически внося те интонационные и смысловые коррективы, которые диктовались особенностями поставленной задачи и иерархическим соотношением объектов, между которыми выстраивалась командная цепочка. На том же автоматизме шла связь и в обратном направлении, снизу вверх, по линии, так сказать, отчетности.

Выслушав зареванную Марину Александровну, он приказал ей отправляться домой и отдохнуть, а сам остался сидеть в своем кресле, обтянутом красной кожей, задумчиво постукивая толстым двухцветным карандашом по казенной малахитовой чернильнице. Минуты через три он снял трубку белого телефона.

– Лазуткин? Кто у нас на СМУ-14?

– Минутку, Дмитрий Дормидонтович... Першиков.

– Не знаю. Секретарь парткома, главный инженер?

– Грызлов. Раппопорт.

– Грызлов... Олег Тимофеевич?

– Так точно.

– Хорошо. Телефон его – служебный, домашний... Записываю.

Наверстывая упущенное, Ванечка корпел над дипломом и допоздна засиживался в библиотеке. Это тянулось уже неделю, с того самого дня, как они перебрались в каморку, оставшуюся после безумной старухи, Настасьиной свекрови.