Черный занавес

— Совершенно верно. Четырнадцать элементов, следующих в таблице Менделеева за лантаном, и еще иттрий со скандием — вот они и образуют группу редкоземельных элементов, которые в природе всегда встречаются совместно. Но извлечение их, а тем паче разделение — сложнейший технологический процесс. Раньше, когда редкоземельные металлы представляли, можно сказать, академический интерес, лабораторный, эта проблема не стояла так остро, как сейчас, когда началось широкое промышленное использование этих элементов.

— Иттрий, кажется, применяют в радиоэлектронике? — заметил Гуков.

— И там, и для легирования сталей, и еще кое-где, — ответил Иван Артемьевич. — Словом, овладение редкоземельными элементами имеет важное государственное значение, и технологическая схема Кравченко давала принципиальное решение этому. Собственно, вся лаборатория «Сигма» переключилась на разработку и техническое воплощение его идеи.

— Кто знал об этих работах? — спросил Гуков.

— Знали многие, — вздохнул директор. — Увы…

— Инженер Кравченко впервые сообщил о своем открытии на научно-технической конференции в Каменогорске, — пояснил Королев. — Это уже потом было принято решение о переводе работ в этой области на закрытый режим.

— Но в его выступлении не было ничего конкретного, — возразил Ружников. — Только сама идея…

— Этого, видимо, было достаточно, чтобы заинтересоваться и самим инженером, и исследовательскими работами, — сказал Гуков. — Во всяком случае, вы видели, что по тем бумагам, которые обнаружены у Ирины Вагай, можно судить о главном в предложении Кравченко.

— Да, — сокрушенно произнес директор, — там есть все или почти все. Ведь разработка технологической схемы почти закончилась, осталась доводка второстепенных деталей. Еще немного — и мы хотели представлять Кравченко к Государственной премии. С Москвою это согласовано.

— А остальные работники лаборатории? — спросил Королев.

— Они не имеют отношения к самой идее создания новой технологии, но активно помогали Петру Тихоновичу в дальнейшей разработке процесса.

— Кто знал о существе работ? — задал вопрос Андрей Иванович.

— Кроме самого Кравченко, конечно, еще заведующий лабораторией, Александр Васильевич Горшков и его заместитель инженер Муратов.

— Инженер Муратов? — спросил Гуков.

— Да, Михаил Сергеевич Муратов. Весьма способный исследователь, талантливый инженер. А что?

— Да нет, ничего. Нам бы, Иван Артемьевич, хотелось посмотреть этих людей, но так, чтоб не вызывать лишних разговоров.

— Они будут сейчас на планерке.

— Вот и отлично. С вашего разрешения, мы посидит здесь с Андреем Ивановичем, — сказал Королев. — А затем оставьте всех троих, заведите какой-нибудь разговор. После этого пусть останется инженер Муратов. Товарищ Гуков, да и я тоже, хотим задать ему несколько вопросов.

Инженер Муратов заметно нервничал.

Он вздрогнул, когда Андрей Иванович спросил его, знаком ли Михаил Сергеевич с Ириной Вагай, и с тех пор беспокойство не оставляло инженера.

— Да, — сказал он, — я был знаком с Ириной Вагай.

— И хорошо знакомы? — спросил Гуков.

Они беседовали в кабинете директора комбината вдвоем. Ружников любезно согласился предоставить им его, а Королев предложил Андрею Ивановичу провести эту встречу самому.

— Меня Муратов может знать в лицо, и потому незачем раньше времени информировать его о том, что его особой в связи с Ириной Вагай интересуется подобная организация. А ты можешь выдать себя за кого угодно.

Инженер Муратов на вопрос Андрея Ивановича ответил не сразу.

— Видите ли, — начал он, — наше знакомство с Ириной… Как вам сказать… Это было нечто особенное… А собственно говоря, какое вам до всего этого дело? На каком основании вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?

Гуков успокаивающе улыбнулся:

— Извините, Михаил Сергеевич, вы правы. Я должен был представиться и объяснить существо дела, которое привело меня к вам. Я представитель прокуратуры области, из Каменогорска. К нам поступило заявление, анонимное правда, будто с Ириной Вагай произошел не несчастный случай. Пишут о том, что она якобы покончила с собой…

— Покончила с собой?! — вскричал Муратов. — Но ведь это же абсурд! Форменная чепуха!

— Почему? — спросил Гуков. — Почему вы так считаете? Что вам известно об этом? Говорите!

Михаил Сергеевич опустил голову.

— Я любил ее, — тихо произнес он. — Я очень любил Ирину.

Наступило молчание… Инженер Муратов поднял голову.

— Я закурю, можно? — спросил он, опустив руку в карман.

— Конечно, конечно, Михаил Сергеевич!

— Да, я любил Ирину Вагай, готов сейчас сказать об этом, если мои признания помогут вам объяснить ее загадочную смерть.

— Загадочную?

— Вот именно. Я не верю в несчастный случай, не верю и в самоубийство. Ирина слишком любила жизнь. Она многое любила, вот только меня…

— Но к вам она была более благосклонна, нежели к другим. Так, по крайней мере, утверждал Тимофей Старцев.

— А, этот щелкопер и фанфарон… Пустой, самонадеянный павлин. Ирина называла его «пан спортсмен», а он радостно улыбался при этом, не понимая, что над ним издеваются.